Дело, конечно, не в самой выставке, а в тенденции, которая стала очевидной, была замечена именно во время ее проведения. Если психологический надлом в политической британской гегемонии в мире произошел в 1871 г., то серьезные сомнения по поводу экономического, промышленного господства Великобритании появились во время проведения именно парижской выставки 1867 г. За викторианским самодовольством стала просматриваться экономическая слабость «мастерской мира»[44]. Ну и наконец, last but not least, по крайней мере, с символической точки зрения, появление в 1867 г. «Капитала» Маркса. Другой вопрос, – в какой степени «Капитал» отражал и осмысливал значимые сдвиги «длинных пятидесятых». Но выход «Капитала» именно тогда, когда мир стал капиталистическим «по позитиву» (в 1873 г. он ощутит это и «по негативу») и когда «герои Маркса» вышли на политическую арену, хотя и не тем манером, которым хотел бы герр доктор и который он приветствовал бы (хотя «марксистский манер» 1871 г. самого Маркса не только порадовал, но и напугал, и огорчил – если и не «до невозможности», то сильно. Ну что же, «the world is not always as we want it to he. It is as it is»), очень символичен во многих отношениях. В том числе и в том, что «Сова Минервы вылетает в полночь». Маркс пытался рассказать об эпохе, которая уже закончилась и ускользала от этого Карабаса Барабаса (для буржуазии, а, впрочем, может, и для пролетариата тоже?) подобно трем куклам – героям «Золотого ключика», ускользавшим от сказочного Карабаса Барабаса (как жаль, что Энгельс не похож на Дуремара, вот была бы парочка! Но это к слову).
4. Макроэкономические циклы и структуры повседневности: на переломе
Мы начали анализировать пограничность, переломность эпох, разделивших сознательную жизнь, формирование личности и творчество Маркса на две части, с капитализма по линии формации («во-первых»), затем перешли на уровень общества в целом, «включив» различие между «промежуточными», (революционными) и устойчивыми («ставшими») эпохами и стадиями («во-вторых»); затем поднялись на максимально общий и абстрактный уровень исторического субъекта и цивилизации («в-третьих»), после чего двинулись вниз, к более конкретным вещам – мировая капиталистическая экономика, классы, политика («в-четвертых»). Ну а закончить я хочу еще более конкретным, характеризующим один из аспектов, хотя и очень важный, функционирования мировой капиталистической экономики. Речь, в-пятых, пойдет о «кондратьевских циклах», поскольку по рубежу 1840-1850-х годов проходит граница между первым (1780-е – 1851) и вторым (1844–1896) «кондратьевскими циклами»; граница между двумя двадцатилетиями в формировании и творчестве Маркса прошла в аккурат по границе между двумя «кондратьевскими циклами», совпала с ней.
Экономическая наука знает несколько различных моделей циклов: Дж. Китчина (2–3 года), К. Жюглара (6-10 лет), С. Кузнеца (15–20 лет), Н. Кондратьева (45–60 лет), вековые тренды (тенденции, «логические циклы»), Р. Камерона (150–200 лет).
Среди них особое место занимают кондратьевские циклы по причинам как экономического, так и неэкономического характера: их среднесрочность позволяет – при желании и умении – активно использовать их историкам, социологам, политологам. 45–60 лет – это как раз такой срок, когда суть исторических событий проясняется, а собственно экономических объяснений уже не хватает, не достаточно для понимания даже экономических явлений.
