– Не стоит говорить об этом, – возразил Людовик. – Я люблю короля Иакова как брата и буду поступать с ним по-братски.
Заметив юного принца, который стоял тут же и пристально смотрел на него, Людовик поманил его к себе. Мальчик бросился к нему и поклонился.
– Подойдите поближе, принц, – сказал Людовик, милостиво протягивая ему руку. – Мне нужно спросить вас кое о чем. Вы видели, что произошло на террасе?
– Да, ваше величество, – отвечал принц. – Я был сильно испуган.
– Но вам нечего тревожиться. Королю еще рано умирать. Его дело еще не кончено. Ему нужно вернуться в Англию – наказать своих мятежных подданных и наградить тех, которые остались ему верны.
– Подданные моего отца не так верны ему, как подданные вашего величества.
– Ими не управляли так строго, – заметил Людовик. – Если бы с ними держались строже, они не смели бы поступать таким образом.
– Я запомню то, что вы изволили сказать, и буду поступать сообразно с этим, если когда-нибудь мне придется царствовать.
Людовик остался очень доволен его ответами и одобрительно улыбнулся. Затем он простился с королевой. Несмотря на то что каждое движение было предусмотрено церемониалом, видно было, что он питал к ней большое уважение.
Возвращаясь из зала в сопровождении лорда Мельфорда и графа Эльсбери, он несколько раз останавливался и удостаивал разговором то того, то другого из английских вельмож, которые были собраны в зале.
Между лицами, удостоенными такого отличия, находились, между прочим, сэр Джон Фенвик, сэр Джон Френд и полковник Темпест. Все трое, видимо, были чрезвычайно польщены вниманием его величества.
Иаков лично проводил мадам де Ментенон до кареты. Аббат Гобелен и мадам де Мезонфор стояли возле экипажа, Людовик сердечно простился со сверженным королем и сказал, садясь в карету:
– Надеюсь скоро увидеть ваше величество и королеву в Версале.
Опять затрубили трубы, забили барабаны, и среди всех этих возбуждающих звуков королевский экипаж тронулся в обратный путь.
Вальтер Кросби рассчитывал, что в этот вечер ему удастся обстоятельно переговорить обо всем с Беатрисой, но обманулся в своих расчетах.
Королева не выходила никуда из своих покоев, кроме церкви, и Беатриса не могла ее оставить. Вальтер видел их обеих в церкви, и это было для него единственным утешением.
На другой день он был, однако, вознагражден. Рано утром он вышел в сад в смутной надежде встретить здесь Беатрису. И действительно, не долго пришлось ему ждать.
– Мне очень досадно, что я не могла повидаться с вами вчера вечером, – промолвила она. – Но это было решительно невозможно. Чтобы избежать помех днем, я решилась прийти сюда нарочно рано утром. Я догадывалась, что вы будете искать встречи со мною на том же месте, где вы виделись со мною и раньше. Мне нужно кое-что сказать вам, – продолжала она, принимая важный вид. – Вчера вечером королева сообщила мне нечто такое, чего я не могу скрыть от вас. Дело вот в чем: некий якобитский дворянин, живущий здесь в замке, влюбился в меня и просил у королевы разрешения предложить мне руку и сердце. Я не скажу вам пока, кто он.
– Да и не к чему говорить, – отвечал Вальтер. – Лицо, на которое вы намекаете, не кто иной, как лорд Монгомери. Я заметил это по его обращению с вами вчера.
– В таком случае вы отличаетесь более острой наблюдательностью, чем я, – сказала Беатриса. – Что касается меня, то я не замечала каких-либо проявлений его нежных чувств ко мне.
