– Угадывали?
– Конечно! – улыбается он озорно, как мальчишка. Как тот самый мальчишка, который угадывал мелодию.
– Жаль всё-таки, что вы не стали музыкантом, – говорю я.
– Но я никогда в течение жизни об этом не жалел.
– Надо же… А кто-нибудь из детей в семье Сударовых стал музыкантом? Ваш брат, или сёстры?
– Нет, никто. Рита рано вышла замуж, растила дочку, потом работала в каком-то НИИ на незначительной должности, НИИ находилось прямо у них во дворе. Ева стала педагогом. Володя тоже был педагогом, но погиб на войне… Я выбрал сначала военную карьеру, а потом – историко-филологический факультет, мне это было ближе.
– Хорошо, что вас никто не мучил музыкой. Мудрые родители, которые дали детям сделать свой собственный выбор. Но вы ведь любите музыку?
– Конечно, люблю. Любую хорошую музыку.
* * *
– Борис Иванович, по вашим рассказам чувствуется, какая у вас была хорошая, тёплая семья. Большая тёплая печь в центре дома – это как сердце вашего дома. Символ вашей семьи. Скажите, а ваши мама и бабушка были верующими?
– Бабушка – да. Была верующей и всё соблюдала. Мама – скорее тоже да, но никак это особо не проявляла. Они были иудейками.
– Я это поняла.
– А отец, мне кажется, был неверующий.
– А на каком языке вы говорили в семье?
– На русском. Отец чисто на русском. Я тоже. Я учился в русской школе. А мама и бабушка говорили на русском, с примесью белорусского. Вставляли иногда белорусские словечки в русскую речь.
Борис Иванович молчит, задумавшись, вспоминает…
– Нет, отец не был верующим. Но и коммунистом тоже не был. Вот и я получился атеист. Хотя верю в судьбу.
Я подумала, что отец Бориса Ивановича, был, скорее всего, православным. Иван Сударов, рождённый в России до революции, никем другим быть не мог, наверное. Но Иван Сударов органично вошёл в еврейскую семью, и семья его приняла. И никто никому ничего не навязывал. Никто никого не переделывал под себя. В этой семье все уважительно относились друг к другу. Это говорит о большой мудрости, прежде всего, – бабушки Анны Львовны, главного человека в их доме. А ещё это говорит о том, что любовь сильнее и выше всех национальных и религиозных различий. Бог есть Любовь. И это во всех религиях так.
– Ваши родители были любящими. Любили друг друга и вас – своих детей.
– Это так.
– Хорошее у вас было детство, – говорю я. – Теплое… Бабушкины хлеба, папин кларнет, мороженое… И – несокрушимый танк во дворе!
Сударов смеётся. И я вижу, что в эти минуты он – там, в далёком Мстиславле, где играет оркестр на Бульваре, где все живы, и он совершенно счастлив…
* * *
– А вы чай не пьёте, – сказал он, вынырнув из воспоминаний. -. Подлить горяченького?
– Спасибо, Борис Иванович, но я уже пойду. А вам надо отдыхать. Спасибо вам за чай и за ваш чудесный рассказ о детстве. Я как будто увидела всю вашу семью – и вашу бабушку, которая печёт хлеб, и вашего отца кларнетиста-кондитера, и вашу красивую черноглазую маму в окружении четверых красивых детей…
Букеты на память
Обратила внимание, что в комнате у него на книжных шкафах стоят многочисленные вазочки с засохшими букетиками. С очень-очень давно засохшими… Эти букетики уже почти мумифицировались. Все цветы одинакового – тёмно-коричневого цвета. Наверное, жена Бориса Ивановича приносила эти букеты. Наверное, они так и будут стоять тут вечно – в память о ней. Стало грустно…
Хотя я тоже люблю засохшие букеты. С каждым из них у меня связаны какие-то воспоминания. И теперь понимаю, какую грусть они навевают на Антона. Он всегда просит меня выкинуть их. Пожалуй, я решусь на это.
