Обозлилась Елена и обиделась, не на шутку. Все от нее что-то скрыть пытаются. И маг, и Тёмная, и Март, что понуро бредёт в сторонке и даже ее собственная память не желает приоткрывать тайны прошлого. Здорово! Оказывается, она по малолетству некромантией промышляла, да поднятием мертвых баловалась. Чего еще, такого-этакого, она сама про себя не ведает? Может быть, она Темный властелин во плоти, восставший из праха? Вот так, живешь себе, в ус не дуешь, на поле мотыгой машешь, коров гоняешь на выпас, да коз, а затем выясняется, что ты – и не ты вовсе, а кто-то другой, а затем, еще и еще.. До бесконечности? То она девка Арлена, сирота безродная, головой скорбная, то – внучка герцогская, потерянная в нежном возрасте, то – ученица мага-Призрака, а теперь еще и некромантка?
Вспомнилось Елене, как тишком шептались тётки в деревне о некромантах злобных, да о малефиках зловредных судачили. И вспоминали долго про то, как однажды в Утятино, жгли Тёмного мага, что волшбой нечестивой извел молодую жену местного головы. Правда, потом сказывали, что жёнка сама отравилась от жизни нелёгкой с муженьком постылым, а полюбовника молодого ейного, схватили, да и недолго думая, обвинили в колдовстве злом и порче. Бард ещё бродячий балладу про то сложил жалостливую, да на беду свою, спел в Больших Гульках. Оскорбленный поношением головы Утятинского, осерчал шибко староста Больших Гулек и приказал барда того прочь гнать плетьми и гонца отрядил в то самое Утятино, дабы певуна зловредного перехватили, в колодки забили и к порядку призвали. А вот нечего честное имя головы Утятинского позорить поношениями всяческими, да еще и песенки про то гнусные распевать.
Елена затрясла головой, мысли дурные отгоняя и пожалела об отсутствующей Лулу – вот бы с кем за жизнь пошептаться! Как она там поладила со вздорной Вианолой Мадеей, да с Доломео, чародеем придворным. Что одна, что другой, люди Елене малосимпатичные и доверия не внушающие.
– Что же до некромантии – Елена вздохнула – разберемся и с этим. Всему свое время.
Глава 4 Злоключения маркизы. Эльфы грязи не боятся
Ожидая новостей о своей молодой хозяйке, Лулу вся извелась – извертелась, исчесалась, да пару раз с противной придворной дамой поругаться успела. Затем, осознав, что вываливаться обратно из, неизвестно кем открытого, портала, Елена не намерена, плюнула на всё и присоединилась к компании Огюстена, коротавшего время подле пленных – рыжеволосой малолетней маркизы и её бонны. Бонне, как раз, добрый лекарь примочку какую-то на руку приспосабливал – озабоченные крестьяне женщину помяли не слабо – вся рука, от запястья до локтя, багровым цветом взялась. Видать, выкручивали конечность бедной женщине, чтобы сильно не трепыхалась и сопротивления насильникам не оказывала.
Польщенная вниманием и, разумеется, помощью, бонна, которую, как оказалось, звали Маргиша, мило щебетала, млея от каждого прикосновения Огюстена. Пусть сам по себе лекарь и казался неказистым на вид – что взять с лысеющего толстяка? – но руками целитель обладал замечательными – мягкими, нежными, умеющими избавлять от боли. Большего же – ни-ни, ни Маргиша, ни, тем более, лекарь-простолюдин, позволять себе не собирались.
Рыжеволосая маркиза присела на бугорок, на почтительном отдалении от всех – сийнезийка поначалу высоко драла нос и пыталась командовать, позабыв о своем статусе почти что, военнопленной, но командиру наемников платил герцог Валенсии и потому, капризы вздорной девчонки его волновали мало. Лейтенанта Гвино больше заботило внезапное исчезновение охраняемого лица, и шея молодого наемника уже чесалась, предчувствуя свидание с волосяной веревкой, в которой, в случае чего, будет качаться его тело. Тут уж не до рыжеволосых маркиз с их причудами – свою бы голову на плечах сохранить.
