Ай, люли, ай, люли!
Тане песенку поет».
– Попробуйте, спойте, Наташенька, – предложил Николай Васильевич.
– Нет. Мне стыдно, – отвечала девочка и застенчиво улыбнулась.
Николай Васильевич тоже улыбнулся.
– Чего же стыдиться-то?! Вот тоже сказали! Тут дурного ничего нет. Певицы поют перед тысячью народа и не стыдятся. Спойте, спойте, Наташенька!
Раздались звуки флейты, наигрывающей «Ваню и Таню». Наташа сначала не пела, а только говорила песню шепотом речитативом, дрожащим голосом, глотая слова.
– Погромче, Наташенька! Чего вы боитесь? – И Николай Васильевич запел сам хриплым, прерывающимся голосом:
Наташа ему подтягивала.
– Ну, пойте теперь как следует. Ведь у вас голосок есть! Право!
Николай Васильевич снова заиграл на флейте.
Пение стало раздаваться все громче и громче. Свежий чистый голосок маленькой певицы звучал, как серебряный колокольчик, и переливался вместе с флейтой.
– Очень хорошо выходит, Наташенька! Расчудесно! Вы точно настоящая певица! – восторгался Николай Васильевич. – Ну-ка, еще разок!
И ободренная девочка, раскрасневшаяся, улыбающаяся, с блестящими глазами, заливалась, как соловей.
У обоих на душе было хорошо и весело. Песня и музыка находят отклики в сердце каждого человека и будят в душе лучшие чувства и мысли.
После игры и пения в длинные зимние вечера Наташа и Николай Васильевич вели нескончаемые разговоры, и тут девочка узнала много нового: иной мир открывался ее просветлевшим глазам.
Николай Васильевич рассказывал, как живут другие люди за пределами их маленькой квартиры, рассказывал, как учатся дети в школах. Иногда он передавал девочке, что помнил, из Священной истории, говорил стихи или басни.
– Еще, еще скажите, – шепотом просила Наташа, восторженно переживавшая сладость новых познаний.
– Эх, Наташенька, поучил бы я вас, да сам почти все забыл. Не могу! Перезабыл… Так досадно!
– Как мне хочется учиться и про все узнать. Как это хорошо! – мечтательно говорила девочка.
– Надо учиться. Молите Бога, Наташенька, Он услышит детскую молитву. Все будет тогда к лучшему. Может, и учиться станете.
Наташа глубоко задумывалась…
Иногда Николай Васильевич рассказывал девочке про театры, про актеров, про разные представления: как поют певцы и певицы, как играют на разных инструментах, как народ от восторга бьет в ладоши, сколько там горит огней и как бывает весело.
– Вот, Наташенька, может, и вы будете певицей, когда вырастете, – прибавлял он.
– Мы уж лучше вместе. Вы будете играть на флейте, а я стану петь. Это будет очень хорошо! – отвечала девочка.
– Нет, Наташенька, я уж не гожусь! Меня тогда и на свете не будет, – говорил Николай Васильевич.
– Нет, вы годитесь. Я не хочу без вас! Вы всегда будете на свете, – дрожащим голосом возражала Наташа. У нее на глазах навертывались слезы, и она доверчиво прижималась к дяде.
– Хорошая вы девочка, жалостливая! Малы вы еще, Наташенька, ничего не понимаете! – взволнованно шептал Николай Васильевич. – Наши идут! – вдруг неожиданно прерывал он беседу, заслышав шаги.
Музыкальные способности Николая Васильевича скоро открылись и произвели в семье переполох.
Дело было вечером. Марьи Ивановны и Петра Васильевича не было дома. Липа лежала на диване и читала книгу. Наташа сидела в своем обычном уголке.
Совершенно неожиданно в кухне раздались тихие едва слышные звуки флейты.
Липа приподнялась на диване, отложила книгу в сторону и, сдвинув брови, недоумевая, стала прислушиваться; очевидно она не понимала, что это за музыка и откуда она несется.
