Босоногая команда - страница 31

Наташа перетрусила не на шутку и долго после того, ничего не говоря, смотрела на Николая Васильевича с укором, печально и серьезно.

Наташа заболела. Случилось это как раз в именины Липы, когда у Петровых ожидались гости.

Девочка металась вся в жару: голову ее ломило нестерпимо, глаза слипались, ноги подкашивались; она то прислоняла больную голову к спинкам стульев, то ложилась на диван и смотрела на всех страдающими, воспаленными глазами.

– Не беда! Поправится! – говорила тетка. – Наталья, иди ляг в кухне на сундук. Там тебе будет спокойно.

– Машенька, ты бы ее малинкой попоила да прикрыла бы потеплее, – заикнулся было Петр Васильевич.

– Без тебя знаю, – оборвала его жена.

Наташа ушла в кухню и легла там на сундуке.

– Николай Васильевич, знайте, если вы сегодня выпьете хоть одну рюмку водки, я вас немедленно выгоню! – сказала Марья Ивановна, выходя расфранченная на кухню.

Николай Васильевич промолчал и с беспокойством взглянул на Наташу.

Наступил вечер. Гости собрались. В гостиной слышались говор, смех, музыка. Там играли в карты, угощались; Липа отчаянным сопрано пела: «Люди добрые, внемлите…»

Марья Ивановна беспрестанно выбегала на кухню и кричала на Николая Васильевича:

– Вымыли посуду? Как вы долго возитесь! Давайте сюда… Экий тюлень! Ставьте самовар!

Она вырывала полотенце из рук Николая Васильевича и сердито перетирала стаканы и чашки.

Наташа лежала на сундуке и стонала. Музыка, пение, крики и стукотня, как тяжелые молотки, отзывались в ее больной голове.

– Николай Васильевич! – окликала она, как только тетка скрывалась из кухни.

– Что, Наташенька?.. Что?.. Попить хотите?.. Да? – спрашивал тот тревожно, нагибаясь к девочке.

– Николай Васильевич, слышите?! Это Липа «прiеръ дивiеръ» играет. А кто булками обносит гостей? Ой, как голову больно! Дайте пить…

– Сейчас, Наташенька, сейчас, милая… Я вам чаю с лимоном налью… Тетя не увидит… Пейте…

Он дрожащими руками приподнимал стриженую головку и бережно поил девочку.

– Николай Васильевич, подите ко мне… – через несколько минут звала опять Наташа. – Я боюсь, боюсь тети Маши.

Николай Васильевич подходил, с нежной лаской нагибался к больной и гладил ее по голове.

– Не бойтесь никого… Я тут с вами… Вас не обидят. Может, головку примочить? Да? – спрашивал он и глаза его застилались слезами.

– Дайте мне руку, – Наташа ловила горячими, сухими ручками руку дяди и прижималась к ней пылающей щекой. – Так хорошо! – шептала она и закрывала глаза.

Что было хорошо, Николай Васильевич не знал; может быть и то, что ребенок впервые не чувствовал себя одиноким.

Заслушав шаги хозяйки, Николай Васильевич вставал у сундука и прикрывал собой больную.

– Самовар подайте! За хлебом сбегайте! – кричала Марья Ивановна. – Какой вы бестолковый! Чего вы по кухне мечетесь?

Николай Васильевич делал все, как в чаду. Все его мысли и тревоги были обращены на маленькую девочку, беспомощную, покинутую. Посмотрев с беспокойством на Наташу, он торопливо побежал в лавку за хлебом и мигом вернулся.

Нарезая хлеб, он неожиданно заметил, что большие, болезненно блестящие глаза в упор смотрят на него.

– Что, Наташенька? Не надо ли чего? – заботливо спросил он.

– Дядя Коля… – тихо позвала девочка. Она впервые его так называла, и это вырвалось у нее так ласково, от души.

С замирающим сердцем бросился Николай Васильевич на этот зов.

– Что милая? Попить хотите?