Я пытаюсь обогнуть его массивную фигуру, занявшую весь дверной проём, но Поклонского невозможно обойти, сдвинуть с места или отодвинуть. Замер непробиваемой скалой и только смотрит на меня со жгучим желанием. Кажется, чем сильнее злюсь, тем алчнее его взгляд становится.
Когда высказываю всё, что думаю о его интересе ко мне, даже лишнего наговариваю, Дмитрий ловит мои руки, прижимает запястья к своей груди.
— Ненавижу мужиков, — полыхаю пламенем прямо ему в лицо, и если бы это было не фигуральное выражение, от ресниц и щетины Поклонского ничего не осталось.
— Злая такая, буйная, — хрипит, закрыв глаза, а я всерьёз подумываю дать ему по яйцам. — Хочешь стукнуть? Дерзай, один раз можно.
— Больной на голову, знаешь?
— Давно уже, — кривая усмешка на губах и снова чёртова ямочка на щеке, которая буквально примагничивает мой взгляд.
Только мерный стук инструментов и возня слесаря не дают провалиться в чёрную дыру его взгляда.
— Ты совсем ничего не знаешь обо мне. Не знаешь о моей жене. Но ты никогда не будешь просто любовницей, забавой на одну ночь. Слышишь меня? — его глухой голос отдаётся вибрацией во мне, задевает какие-то тайные струны души.
— Достаточно, что она у тебя есть. Да пусти же! Вы все одинаковые. Ты, Лёня, вообще все. Только и думаете, кому присунуть, когда вас ждут дома и любят.
— Любят, говоришь? — Поклонский отшатывается, но вместо того чтобы отпустить, к стене толкает. В моей же собственной квартире!
— Да, Варя, мы все одинаковые, — подтверждает, а чёрные глаза горят пламенем, искрят. Он прилично выше, и сейчас кажется поистине огромным. — Похотливые уроды. Ты это хотела услышать?
Он не пугает меня, но его энергетика, злая и тёмная, впечатывает в стену. Не могу пошевелиться, только дрожать сильнее начинаю.
Чёрт знает что творится. Этот день вообще когда-нибудь закончится?
Поклонский наклоняется ниже, я упираюсь руками в его грудь, но он не набрасывается на меня первобытным животным. Только губами нежно ведёт по щеке, но не целует. Пробует.
— Я с ума по тебе схожу. Такая хорошая принципиальная девочка, верная, прямая и честная. Красивая. Нежная. Съел бы тебя.
— Я повторяю и это факт: ты больной на голову.
— Ага, именно. Увидел тебя на корпоративе и заболел. Это лечится?
— Ты воды хотел.
Мой голос срывается на хриплый шёпот, а Поклонский тихо смеётся.
— Хотел, да. Именно воды я и хотел. Напоишь?
Отстраняется, пропуская в кухню, и я дрожащими руками набираю воду в стакан. Зачем я вообще это делаю? Дура.
Протягиваю стакан Дмитрию, но он отрицательно качает головой, а в глазах тот же вызов, что мелькал раньше, возле здания “Мегастроя”.
— Представь, что я умираю. Напои меня.
— Дурдом, — не сдержавшись, смеюсь, ибо градус безумия взмывает вверх.
Не отрывая от меня жгучего взгляда, Поклонский выдвигает стул, седлает его и ждёт, когда выполню просьбу.
— Что тебе стоит? Просто напои уставшего человека. Я больше ни о чём не прошу, только глоток воды.
Он откидывается на стену, я поддаюсь глупому порыву и, загипнотизированная блеском его глаз, подношу стакан к губам. Дмитрий смотрит на меня так, словно ничего красивее и совершеннее в жизни не видел. Это… приятно. Так на меня никто не смотрел. Лёня смотрел, но как-то иначе.
Тонкая струйка воды стекает по подбородку, падает на белую рубашку, оставляя прозрачное пятно, в котором проглядывают контуры тёмного узора татуировки. Интересно, что там нарисовано?
