Я даже чувствую некоторое удовлетворение, наблюдая за этой сценой. В конце концов, это достойная месть судьбы за поведение Инны. Кто она теперь ему? Секретарша?
Поджигаю в конфорке газ и ставлю на огонь чайник.
Вот он, настоящий уют – когда снаружи дождь хлещет стеной, а внутри хоть и холодно, но сухо.
Впрочем, со второго этажа доносятся звуки льющейся воды, и я понимаю, что с крышей не всё так хорошо, как кажется снаружи.
Серебряков тем временем несётся за своими бумагами к пруду, и ровно в этот момент к окну в кухне, около которого я стою, прибивает одинокий лист.
Первым делом я достаю из кармана брюк сотовый и делаю фото, но сквозь мутное от грязи стекло многого не разобрать.
Тогда я бросаюсь в прихожую и открываю дверь наружу. Ветер тут же бросает горсть капель мне в лицо. Чертыхаюсь и беру с вешалки старый дедушкин плащ, в котором он ходил рыбачить на пруд. Вот теперь я, пожалуй, готова. Осталось только надеть сапоги.
Я оказываюсь на веранде чуть раньше Антона. Тот уже топает в своих набравших воды ботинках по ступенькам, ведущим в дом, и успеваю схватить мокрый лист.
– Не трогай! – раздаётся его резкий окрик.
Но я уже успеваю разглядеть геологический отчёт с грифом «Конфиденциально». Красным обведены цифры – 120 метров, рядом химические формулы и пометки, которые мне ничего не говорят.
– Верни, – Антон стоит передо мной, дождь стекает по его лицу.
На миг мне становится его жалко, но тут же я вспоминаю, зачем этот человек сюда явился: забрать то, что мне дорого, то, что строил мой дед, и то, на что я возлагала такие надежды.
Нет! Никакой жалости к врагам!
Прячу бумагу за спину:
– Объясни сначала, что это. Почему твоей компании так нужен именно мой участок? Что вы тут нашли? Нефть?
– Газ, – ухмыляется Антон, – и я не «а компания».
Даже так, промокший с головы до ног, он выглядит внушительным и непобеждённым. У меня нет поводов ему доверять. Уж обозначения газа я отличила бы и на такой карте.
– И что, снесешь дом ради труб? – продолжаю язвить я.
– Если придётся.
Он делает шаг вперёд, заставляя меня отступать. В этот самый миг ветер вырывает из моих рук листок, и Антон срывается в сторону. Я же поправляю капюшон, чтобы окончательно не промокнуть, как он, и ретируюсь обратно домой.
Захлопнув дверь, оглядываюсь по сторонам. Теперь всё становится немного понятней: что бы ни нашёл тут Серебряков, он будет сражаться до последнего. Вот зачем ему нужен дом. И это значит, что от моих тёплых воспоминаний вскоре ничего не останется, разумеется, если я не буду сражаться.
Поэтому я возвращаюсь на кухню и занимаю наблюдательный пост за окном.
Вскоре крестовый поход Антона за бумагами окончен. Топ-менеджер садится в салон своей машины, кидает папку с мокрыми листами на соседнее сиденье и явно чертыхается – вода льёт с него ручьём. Я замираю: интересно, что он будет делать дальше? Переодеваться?
Серебряков снимает пиджак, рубашку, а потом вопросительно смотрит в окно.
Похоже, он не взял с собой смену.
В это время оглушительно свистит чайник, и я едва не подпрыгиваю, вспомнив про воду.
Озябшими руками отключаю газ и наливаю воду в кружку, которую только что протёрла от пыли старым фартуком.
Бросаю ещё один взгляд в сторону Серебрякова.
Тот сидит за рулём в прилипшей к его рельефной груди майке, которая теперь, кажется, не скрывает ни одного изгиба его тела.
Я прихлёбываю чай и обжигаюсь.
