Когда заходим в зал, застываю на месте. Взглядом впиваюсь в октагон. По нему туда-сюда снуют люди в черной одежде. Нужно быстрее найти наши места.
На нашем ряду уже сидят несколько человек. Пролезаем через них и усаживаемся. Матвей крутит головой по сторонам, осматривается. Я же приросла к неудобному стулу. Ерзаю на жесткой сидушке, никак не могу усесться. Вжимаюсь в спинку, утыкаюсь взглядом в сетку октагона. Вокруг много народу. Гул голосов звучит отовсюду. По рукам бегут липкие мурашки. Кончики пальцев холодные, хочется зажать их между ног, чтобы согреть.
— Эра, встань, пожалуйста? — Матвей кладет ладонь на мое плечо.
Вздрагиваю, моргаю и смотрю на двух мужчин, стоящих в проходе между креслами. Встаем, чтобы они смогли пройти на места сбоку от меня. Все, теперь я закрыта со всех сторон. Нервное волнение усиливается с каждой секундой. Лезу в сумочку, висящую через плечо, и достаю оттуда пакетик с сахаром. Они у меня теперь почти всегда с собой, чтобы было, чем занять руки в моменты сильных переживаний. Перебираю кончиками пальцев острые сахаринки. Это успокаивает.
— Не волнуйся, — Матвей кладет руку мне на бедро. Слегка сжимает.
Хочется возразить, что он понятия не имеет, о чем говорит. Но Матвей здесь не причем. Нельзя выливать на него чувства. Надавливаю подушечкой пальца на уголок губ, закусывая кожу щеки. Отбиваю ногой барабанную дробь. Зачем я сюда пришла? Глупая идея. Чувствую, как пакетик сахара ломается в руке. Вот черт! Это последняя капля. Вскакиваю, готовая пробираться к выходу. Сахаринки сыплются на пол. В этот момент в зале гаснет свет. Яркий луч прожектора озаряет октагон.
— Добрый вечер, дамы и господа! Я рад приветствовать всех любителей смешанных единоборств, — ведущий хорошо поставленным голосом объявляет о начале турнира.
Началось! Чувствую, как Матвей тянет меня за руку. С досадой плюхаюсь на стул. Жалость к себе и злость на свою глупость отступают на второй план, когда я слышу имя первого бойца, объявленное громким голосом диктора. Не то. Под свист и аплодисменты в октагон заходит мужчина лет тридцати, рыжий, накаченный, мощный. Он машет руками гудящей публике, скалится, встает в стойки, показывая мышцы. Накатывает дежавю. Все это уже было в другой жизни.
Тру щеки руками. Ведущий вызывает второго бойца — чемпиона, не проигравшего ни одного боя. Сердце сжимается. Впиваюсь ногтями в ладони, опускаю глаза на дрожащие руки, мотаю головой. Смотрю на Матвея. Он поглощен происходящим в октагоне. Слышу мучительно знакомое имя. Медленно перевожу взгляд в противоположный угол зала, освещенный прожектором и вижу силуэт, такой родной, привычный, что я готова разрыдаться от тоски, рвущей мою душу на лоскуты. Мужчина уверенной походкой идет по проходу. Он спокоен и расслаблен. Смотрит только вперед, не обращая внимания на приветствующую его толпу. Не вижу его лица, но думаю, он улыбается холодной, безразличной улыбкой. Сейчас он войдет в октагон и снова станет бездушной машиной, готовой сорваться в любой момент. Только теперь я не смогу помочь. Мне не позволено быть рядом. Боль простреливает виски, во рту ощущается металлический привкус. В зале слишком душно, дышать тяжело, воздух не проталкивается в легкие. Еще немного, и я разгляжу его лицо. Готова ли я увидеть гримасу злости? Налитые яростью глаза? Злобный оскал? Нет! Терпение лопается как мыльный пузырь.
