Ребенок затолкался, когда Наталья пересаживала меня с горшка обратно на скамью, и я впервые подумала — кто это? Мальчик, девочка? И есть ли связь между убийством боярина и тем, что я вот-вот должна родить?
Наталья деловито накрыла горшок крышкой и куда-то ушла. Я задумалась — неужели отправилась на улицу? С тем, что творилось в Европе в средние века, я была неплохо знакома, потеки на стенах старинных домов и замков благополучно дожили до моих — прежних — дней и остались запечатлены на фотоснимках, но как справлялись здесь, я не представляла. Откуда-то снизу донеслось тихое, умиротворенное женское пение, а потом я услышала, что по лестнице кто-то идет.
Уверенно, не скрываясь, тяжело, и металлический лязг не оставил сомнений: идут за мной.
Это Командор пришел за своей убийцей. Мертвый боярин грузно ступает по лестнице, ведь только он мог подниматься в мои покои. Вот-вот он призовет меня к ответу за то, что я не совершала — или совершала, будучи в своем прежнем разуме. От большой, возможно, любви немощная боярыня овдовела. Ревность, деньги, да мало ли причин, о которых не знает челядь и тем более не знаю нынешняя я. Что в понятии этого времени — любовь? Покорно подставлять спину побоям?
Все были убеждены в моей невиновности, и что с того, если они сочувственно лезли ко мне с ненужными объятиями, лишь Наталья проявила активное участие в моей судьбе. Скройся, мол, матушка, с глаз долой, повезет, так умрешь родами, а не от голода и холода и не на плахе.
На проем, ведущий в соседнюю комнату, я смотрела не со страхом, а с нездоровым нетерпением, готовая увидеть и бороду, и лысину, и торчащий из шеи нож, но реальность порой превосходит ожидания. В моем представлении приказной дьяк был солиден, долгопол и бородат, а человек, вошедший ко мне без всякого стеснения, был молод, не сказать чтобы юн, в камзоле, узком в талии кафтане, на плечах слепило глаза белоснежное кружевное жабо. Я скользнула по дьяку взглядом — обтягивающие штаны до колен, гетры и башмаки с роскошными пряжками. Бедняга шел по сугробам пешком, и с него натекала на пол лужица.
— Здрава будь, боярыня Головина, — дьяк поклонился, я с интересом вслушивалась в его интонации. Голос выдает чаще, чем прочее, так с чем же ты ко мне пришел, мил человек? — Дьяк сыскного приказа Воронин Роман Яковлевич.
Где-то за моей спиной испуганно вскрикнули Наталья и кто-то еще. Я нащупала в своем платье карман и сунула туда наконец фигурку медведицы-Милостивой. Поможешь мне или нет, местное божество, ведь то, что ты можешь в этом мире, я уже видела?
— Зачем пришел, дьяк? — спросила я так ровно и величественно, что сама удивилась. — Как осмелился в покои мои войти?
— Указ матушки-императрицы, боярыня, тебе ли не знать? — дьяк выпрямился и смотрел мне в лицо, что мне показалось верхом неприличия. — Чай, сам боярин Фадей Никитич указ сей писал: «Поелику дело того требует или на то иная необходимость будет, условностями любыми пренебречь во исполнение долга своего».
Муж мой был законотворцем? Красиво сказано. Толковый был мужик, не отнять.
— Что от меня хочешь, дьяк сыскного приказа? — я слегка наклонила голову и зачем-то вытянула ноги. Из-под платья выглянули не то сапожки, не то обмотки из — кто бы усомнился! — дорогой красной ткани, расшитой золотом, и я сразу пожалела, что проклятый цвет и тут мозолит мне глаза, но убрать ноги обратно под юбку со своим торчащим животом уже не могла. Позволено ли так сидеть женщине моего статуса?
