Она абсолютно ничего о нем не знала. Но прочитав этот крик души… она жаждала узнать больше.
Айрис развернула второе письмо с торопливыми строчками.
Искренне прошу прощения, что побеспокоил тебя такими размышлениями. Надеюсь, я тебя не разбудил. Отвечать не нужно. Мне кажется, это хорошо, когда можешь просто выплеснуть чувства и мысли на бумагу.
Опустившись на колени, Айрис вытащила из-под кровати печатную машинку, заправила в нее чистый лист и села, оценивая технические возможности этого механизма. Потом медленно начала печатать, мягко касаясь пальцами клавиш. Мысли полились на бумагу.
Думаю, все мы носим броню. Не носят только дураки, рискующие снова и снова раниться, натыкаясь на острые углы мира. Но если я чему-то научилась у этих дураков, так это тому, что в уязвимости заключена сила, которой большинство из нас боятся. Чтобы снять броню и позволить людям видеть тебя таким, какой ты есть, нужна смелость. Порой я чувствую себя так же, как и ты: я не могу показаться людям такой, какая я есть. Но тихий внутренний голос твердит: «Если будешь так отгораживаться, то многое упустишь».
Наверное, можно начать с одного человека. С того, кому доверяешь. Ты убираешь для него фрагмент брони и впускаешь свет, даже если тебе неуютно. Возможно, так учатся мягкости, но вместе с тем силе, даже сквозь страх и неуверенность. По одному фрагменту стали на одного человека.
Я говорю это, прекрасно зная, что сама полна противоречий. Из моих писем ты знаешь, что мне нравится смелость моего брата, но при этом я его ненавижу за то, что он бросил меня ради войны богов. Я люблю маму, но и ненавижу за то, что сделала с ней выпивка. Словно она тонет, а я не знаю, как ее спасти. Я люблю слова, которые пишу, пока не начинаю сознавать, как я их ненавижу, как будто мне вечно суждено вести войну внутри себя.
Тем не менее я продолжаю идти вперед. Иногда мне страшно, но чаще всего я просто хочу добиться того, о чем мечтаю: мира, в котором мой брат дома, в безопасности, мама в порядке, а я пишу то, что не презираю. Пишу слова, которые для кого-то что-то значат, словно я бросила веревку в темноту и чувствую, как где-то далеко за нее ухватились.
Ну вот, теперь я позволила мыслям и чувствам выплеснуться. Наверное, я отдала тебе фрагмент брони. Вряд ли ты будешь возражать.
Айрис отправила письмо через порог и велела себе не ждать ответа. По крайней мере, не в самое ближайшее время.
После этого она начала работать над эссе, пытаясь определиться с темой, но внимание постоянно устремлялось к дверце шкафа, к теням на пороге и к незнакомцу, обитающему где-то по другую сторону.
Она прервалась, чтобы узнать, который час. Половина одиннадцатого. Может, пойти на поиски мамы? Беспокойство сдавливало грудь, но Айрис не знала, куда идти. И вообще, безопасно ли бродить одной так поздно?
«Она скоро вернется. Она всегда возвращается, когда клубы закрываются в полночь».
Из портала выскользнуло письмо, вернув Айрис в реальность. Девушка подняла его, и бумага захрустела в пальцах.
Один человек. Один фрагмент брони. Я попробую. Спасибо.
На следующий день офис гудел от поздравлений.
Айрис, прислонившись к буфету, смотрела, как Романа приветствуют улыбками и хлопают по спине.
– Прими поздравления, Китт!
– Говорят, мисс Литтл красивая и блестяще образованная. Удачная партия!
– Когда свадьба?
Роман в накрахмаленной рубашке, начищенных кожаных ботинках, чисто выбритый и с зачесанными назад черными волосами улыбался и вежливо принимал все поздравления. Еще одна идеальная видимость. Если бы Айрис не знала правды, если бы не сидела с ним на скамейке в парке и не слышала его признания о том, как не хочется жениться на незнакомке, – она бы решила, будто он счастлив.
