– Глаза мои, сейчас я покажу тебе свои истинные намерения. Этот маленький спектакль я устроила, чтобы проучить епископа де Квадру. Больше он не посмеет обвинять меня во лжи и непостоянстве.
– Вот оно что, – облегченно вздохнул Роберт и впервые за все это время улыбнулся. – Значит, ты не собираешься выходить за эрцгерцога?
– Ни в коем случае.
В теплые сентябрьские дни двор Елизаветы переехал во дворец Хэмптон-Корт. Каждый день она гуляла по обширным паркам, окружающим дворец. Вдоль широких дорожек красовались огороженные цветочные клумбы. На бело-зеленых (цвет Тюдоров) деревянных столбах ее приветствовали деревянные геральдические звери.
– Отец очень любил это место, – сказала она Роберту, оглядываясь на внушительное здание из красного кирпича. – Он выкупил дворец у кардинала Уолси, намереваясь перестроить и подарить моей матери. Увы, ее казнили раньше, чем закончили переделывать дворец.
– Теперь он служит великолепным памятником твоим родителям, – улыбнулся Роберт. – И правильно, что король выкупил Хэмптон-Корт у кардинала. Служителям Бога не пристало обременять себя обширными владениями.
– А я никогда не любила этот дворец, – призналась Елизавета. – Другие им восторгаются, но мне он кажется неуютным. Вдобавок именно здесь я часто простужалась. Помню, как мне пришлось здесь задержаться, когда Мария решила, что беременна, и стала готовиться к родам. Для будущего ребенка наготовили кучу приданого. Мне в Хэмптоне жилось немногим лучше, чем в Тауэре. А дальше… подошел срок рожать. Потянулись дни сверх срока, потом недели. Каких только объяснений ни выдумывали, но ребенок не появлялся. Лето выдалось невероятно душным. Дворец был переполнен людьми. Идешь по коридорам и зажимаешь нос от запаха пота и откровенной вони… Кончилось тем, что моей бедной сестрице пришлось подтвердить то, о чем мы давно догадывались: у нее была ложная беременность. Живот раздуло, но чрево оказалось пустым. Помню, с какой радостью я поспешила убраться отсюда.
– Твоя сестра была несчастной женщиной, – заметил Роберт.
– И в этом немалая доля вины короля Филиппа. И как только у Сесила и других языки поворачиваются сватать меня за чужеземных принцев? Кстати, барон Брейнер упорно добивается аудиенции, но я не желаю его видеть.
Роберт оглянулся по сторонам, убеждаясь, что фрейлины королевы достаточно далеко и не слышат их разговора.
– Бесс, куда благоразумнее выйти за соотечественника.
Елизавета наградила его удивленным взглядом.
– Я не желаю выходить ни за герцога Арандельского, ни за Пикеринга.
– Я имел в виду совсем не их.
– Робин, мне известно, кого ты имеешь в виду, и мой ответ – нет!
Она резко развернулась и пошла в сторону дворца. Роберт догнал ее, и вместе они прошли через калитку, которая вела в личные покои королевы.
– Прости меня, Бесс. Я вовсе не хотел тебя раздражать. Вырвалось… ты же знаешь мои чувства к тебе.
– Только не надо сейчас о них. Идем, мне нужно с тобой посоветоваться.
Они шли по галереям и помещениям, где блеск золота и серебра перемежался с яркими красками. Очередная галерея вывела в просторный зал, в котором одну из стен украшали инициалы Анны Болейн. Разумеется, они не бросались в глаза. Их должны были заменить на инициалы Джейн Сеймур, но почему-то не успели. Знавший, в каком месте их искать, мог и сейчас видеть буквы, дорогие сердцу Елизаветы. Над головой поднималась удивительная крыша, составленная из гнутых консольных балок. Второй такой в Англии не было. А на полу, набранном белыми и зелеными плитками, кучка придворных готовилась к маскараду. Вдоль стен, увешанных шпалерами, стояли позолоченные деревья в больших кадках. В зале имелась сцена с поворотным кругом, на которой построили зеленый холм, усыпанный бумажными маргаритками. Идеальная декорация для пасторальных представлений. На нескольких придворных даже были маскарадные костюмы. Увидев королеву, все пали на колени.
