Очень щедро загаженные, констатировала я. Так выглядели где-нибудь в далекой глубинке посещаемые общественные туалеты в середине лихих девяностых, и тут отличий практически не было, не стеснялись ни люди, ни лошади, и все, что мне приходило на ум: я в дерьме. По уши. Надо быстрей реализовывать план, потому что глаза разъедало от вони и от безысходности захотелось завыть.
Наконец мы оказались на площади, где было много карет, и сперва я предположила, что это рынок или какая-то городская площадь, потому что если это был королевский дворец, то он поражал своей скромностью: два этажа, нижний весь в каменных арках, каменные колонны перед подъездом, и я ожидала, что меня проведут именно через них, но нет. Дверца распахнулась, очень внушительный господин с синей лентой через плечо подал мне руку, и я опять позабыла про ногу и свалилась на бедолагу. Но надо отдать ему должное: он и ухом не повел, может быть, был привычен, но меня в этот момент больше беспокоило то, что я едва не потеряла свою туфлю и упорно пыталась ее нашарить.
Наконец вся неловкость сошла на нет, меня поставили наземь, и я понятия не имела, что я должна сказать или сделать. Мне хотелось отряхнуться и поправить платье, но я терпела — кто знает, как это расценят? Как немедленный вылет с отбора? Как приговор, и вместо своей комнаты я отправлюсь на плаху?
По крайней мере, эта площадь была чище, чем городские улицы. Мужчина провел меня в неприметную дверь, я оказалась в анфиладе комнат, где ветер гулял такой, что после уличной духоты я сразу отметила — ждать мне простуды, — и указал на стул. Я покорно села, уже относясь ко всему происходящему как к незначительному этапу, и стала рассматривать остальных девушек.
Они были буквально от юниц до перестарков, если так можно выразиться, хотя я не была уверена, что верно определяю возраст. Я же прекрасно помнила, какая разница между женщиной в тридцать лет в семидесятых годах и в третьем десятилетии двадцать первого века. Все девушки были одеты примерно так же, как я, и мне пришло в голову, что это выходная, но все же не праздничная одежда. Девушек было много — от восемнадцати, как я прикинула, до двадцати пяти лет, кто-то в теле, кто-то такой же дохленький, как и я, блондинки, шатенки, брюнетки, и было как-то подозрительно тихо, только туда-сюда неспешно ходили такие же упитанные мужички с лентами. Придворные, уполномоченные провести первый этап?
Иногда они подходили к какой-то девице, что-то спрашивали, пару раз попросили кого-то встать. Я чувствовала себя лошадью на цыганском рынке, разве что никто не смотрел нам зубы, и это, возможно, было еще впереди, но я пока никого не интересовала. И вдруг девушка рядом со мной встала, покопалась в платье — я и не знала, что в платьях были карманы! — достала оттуда предмет, сильно напоминающий соусник, поставила его на пол и присела над ним.
До этого я только читала, как выглядели средневековые туалеты. Зато была в курсе, как бурдалю приобретались как антикварные столовые предметы. Однажды мне этот портативный дамский туалет попался в перечне конфиската, и так как находился он среди музейно ценных ложек, вилок, тарелок и прочей кухонной утвари, я искренне посочувствовала гостям дома, чей хозяин получил девять лет за систематические взятки в особо крупных размерах.
Я скорее поняла, что за моей спиной кто-то стоит, чем почувствовала взгляд, и сразу поспешно отвернулась. Пялиться на человека, справляющего нужду, вероятно, здесь было не принято. Никто бы не кинулся на меня с криками «ловите попаданку», но привлекать внимание было в любом случае ни к чему. Но кто-то за спиной не уходил, и я обернулась.
