– Хочу тебя… – бормочет он, задыхаясь. – Такая горячая… моя… сладкая девочка… давно тебя хочу…
Что? Давно?
Он понимает вообще, кто перед ним?
Нет, это точно мне не снится. Водзинский вполне реален, как и его Олеся. Которую он тискал бы сейчас в этой самой постели, если бы не мой папа со своим дурацким ультиматумом.
Возбуждение откатывает. Появляется горечь и обида на этого мужчину.
Пытаюсь слезть с него.
Но Виктор с глухим рыком опрокидывает меня на спину и вновь впивается в губы. Просовывает пальцы под резинку треников и стаскивает их с меня вместе с трусами…
Мира
Что же я наделала?! Сама полезла целоваться! Неудивительно, что Водзинский воспринял это как приглашение. Мешкать не стал, сразу начал раздевать.
Пытаюсь сжать коленки.
– Виктор!
Но он разводит мои ноги и втискивается между ними.
Вижу, как он взвинчен уже. Берет моё лицо в ладони и целует снова. Толкается бёдрами вперед, прямо туда, где чувствительнее всего.
Всё было просто, пока думала, что сплю. Но стоило вспомнить, какие события привели нас друг к другу, конкретно в эту постель, и все мои сомнения и страхи мгновенно всплыли на поверхность.
Я не хочу быть заменой какой-то там Олеси! А то они из-за меня, бедные, сегодня встретиться не смогли! Я хочу, чтобы муж думал только обо мне, когда мы вместе! И хотел именно меня!
Сейчас, получается, я на него сама напрыгнула. Опять проявила инициативу, как в тот первый раз. Что, если снова оттолкнёт? Не переживу…
Но не похоже, что Водзинский чем-то недоволен. Не прерывая поцелуя, он просовывает между нами руку и приспускает свои штаны.
Мамочки…
Пытаюсь выговорить еще что-то, но получается невнятное мычание. Наши губы и языки как будто борются, дыхание тяжёлое и частое у обоих. Очень жарко.
Виктор тянется к краю кровати, шарит где-то рукой, выдвигает ящик тумбочки, кажется.
Я слышу, как кидает на постель коробку. Презервативы? Звук такой, будто она полупустая. Напрягаюсь.
Но Водзинский снова сосредотачивается на мне. Задирает майку и набрасывается на груди. Сжимает в ладонях, гладит, целует. Трётся небритой щекой, облизывает.
Я вижу, какое наслаждение у него вызывает эта игра. Он не для меня старается, а потому что самому по кайфу.
Внутри пожар вспыхивает от его губ, от осторожных умелых пальцев.
Так хорошо, что я постыдно сдаюсь. Закрываю глаза, наслаждаясь новыми ощущениями, запахами, звуками…
Водзинский отпускает и садится у меня между ног. Оглаживает их от щиколоток до бёдер. Но руку не убирает. Проводит осторожно пальцем посередине.
Я инстинктивно сжимаю бёдра, и его ладонь оказывается в ловушке.
– Мира… – слышу, как усмехается.
И почему-то становится обидно. Нашёл игрушку! Для меня, может, первый раз – сакральное действо, очень волнительное, пугающее. А ему смешно.
Ну а чего ждала? Что будет сопереживать? Мы же совсем чужие.
Пытаюсь отодвинуться и сесть. А он свободной рукой тянется к коробке, неловко открывает её и переворачивает. Оттуда вываливается единственный плоский конвертик. От большой упаковки остался один!
Чёрт.
Понятно, что до меня он монахом не жил. Но увидеть этому подтверждение… У моего почти мужа – активная половая жизнь. Это нормально.
Но я не могу справиться с диким, опустошающим приступом ревности. И еще приходит в голову – зачем с женой предохраняться, если собираешься завести детей?
Не доверяет мне. Ставит в один ряд со своими подружками Олесями.
