Я, вероятно, уволил бы этого Белла, но он все еще владел деньгами и зорко следил, чтобы я не залез в основной капитал, который смогу получить только после рождения наследника.
Камин весело потрескивал, и я вытянул ноги, чтобы согреться и расслабиться.
— Простите, сэр. — В дверь просунулась голова дворецкого.
— Чего тебе? — с неохотой ответил я.
— Там кое-какое письмо, — замялся он.
— Опять?! — У меня даже дрему как рукой сняло, и я приподнялся в кресле.
— Нет-нет, оно адресовано не вам, но… — Слуга странно мялся, словно увидел что-то неприличное.
— Как зовут адресата?
— Реджинальд Лэнгтон.
Я нахмурился. Письмо моему отцу? Наверное, от какого-то старого друга, который не в курсе его смерти.
— И откуда пришло? От кого?
— Из поместья, — буквально прошелестел дворецкий. — От вашей жены.
— Что? — Я ушам своим не верил. — Дай сюда.
Схватил конверт и вскрыл. Ну да, читать чужие письма нехорошо, но отец мертв, я его наследник, так что…
«Милый дядюшка» — начиналось послание, и у меня прошел озноб по спине то ли от ласкового обращения, то ли от негодования, что какая-то безродная девица буквально приписывает себе родство с моим отцом. «Я очень скучаю по вам, каждый день вспоминаю, как хорошо нам было вместе. Помните, как мы сидели у камина и вы рассказывали истории из своей жизни? А как обнимали меня и целовали в макушку? Мне так не хватает ваших теплых объятий и ласковых рук…»
Внутри все клокотало от гнева. Значит, это все-таки правда. Их связывали более тесные отношения, нежели мне призналась эта лгунья. Теперь уж точно никаких наследников. Я не готов воспитывать бастарда, даже если он будет мне родственником. Да что там, родным братом! Нет, нет и нет! Пусть девица сгниет в этом богом забытой деревне, я туда ни ногой!
Хотел бросить письмо в огонь, но передумал. Оно послужит доказательством, когда придет время. Свернул и уже почти убрал в секретер, где хранились документы, но не сумел побороть любопытство и решил дочитать до конца.
«Да, я хотела стать графиней Эдерли, но не так. Все не так. Вы хотели, чтобы было кому передать наследство, но ваш сын и думать не хочет о наследнике. И что же мне теперь делать?
Знаю, что не ответите, но больше мне не у кого просить совета. Я очень люблю вас, дядюшка, и всегда буду любить».
От злости я сжал зубы и, стараясь держать себя в руках, старательно свернул письмо, спрятав в потайное отделение. Теперь моя женушка не сможет отрицать свою греховную связь с моим отцом. Собственноручно написала, не отвертится!
Пытаясь унять злость, плеснул себе добрую порцию виски и снова уселся у камина. Мысли то и дело возвращались к проклятому письму. Я буквально видел, как Амели пишет его со слезами на глазах, небось поглаживает живот, как делают это все женщины в положении, а потом случайно отправляет мне. Ненавижу! За то, что врала; за то, что почти отобрала то, что принадлежит мне по закону; за то, что снова и снова перед глазами стоит ее образ в той деревенской церкви — испуганная лань с огромными влажными глазами.
Швырнул стакан с остатками виски в камин, отчего полетели искры, и отправился спать. В голове приятно шумело от выпитого, и я думал, что усну моментально, но ошибся. Еще долго ворочался, не находя себе места, а когда все-таки заснул, увидел во сне ее, Амели. Нежную, хрупкую и невероятно красивую…
Амелия
— Доброе утро! — поприветствовала меня Марта и стала распахивать шторы на окнах одну за другой. Новые, тяжелые, с золотистой окантовкой, оканчивавшиеся кисточками в тон. Сделанные по последней лондонской моде, они тем не менее очень подходили спальне, в которую я после покраски и ремонта смогла перебраться.
