Я не снесла восхищения и закричала во весь голос:
– Господи, неужели меня целую неделю никто не назовет не то что женщиной, но даже девушкой?
Действительно, целую неделю меня только и называли – мадам. В переводе с замечательного французского языка это означает «моя дама» и, согласитесь, приятно отличается от нашего туалетно-гинекологического обращения к согражданам. Когда еще доберемся до «сударыни и сударя», тем более – до «госпожи и господина»! Как отлаял товарищ Шариков семьдесят лет тому назад, что «господа все в Париже!», так и живем.
Объяснить это невозможно. Это надо слышать. С утра до вечера и с вечера до утра, в любом кафе, магазине, парикмахерской, автобусе, да и просто на улице слышать, как тебя называют «мадам». Мерси, мадам. Бонжур, мадам. Сию секунду, мадам, К вашим услугам, мадам. Фантастика!
Не преувеличу, если скажу, что о Париже я прочла все, что можно было прочесть на обоих языках – русском и французском – видела много фильмов и пропасть фотографий. Мечта, таким образом, теоретически была изучена вдоль и поперек, но практически оставалась недоступной. И вот – наконец-то!
Кстати, я была права: когда наша группа собралась в условленном месте и появилась переводчица, то перекличка была произведена. Хорошо, что я оказалась готова к этому мероприятию и сумела откликнуться, как ни в чем не бывало.
Пока мы ждали автобуса, который и должен был отвезти нас в вожделенный рай, несколько человек, уже изнывшихся по никотину, устроились чуть поодаль от остальных рядом с большой хромированной пепельницей, точнее, вазой на тонкой ножке, которая и выполняла вышеуказанную функцию. Естественно, я присоединилась к ним. Менее естественно было только то, что я была тут единственной женщиной, поэтому остальные дамы посмотрели на меня, мягко говоря, без особой приязни. Я даже уловила довольно громкий шепот одной из них:
– Не дай бог такую соседку по номеру!
Вопроса о том, хочу ли я видеть ее или кого-нибудь еще в качестве соседки, у нее даже не возникло. Впрочем, в молодости я тоже считала курящих женщин падшими созданиями. Но времена все-таки меняются, пора бы и нравам стать более широкими и терпимыми.
– Вы первый раз в Париже? – спросил меня один из коллег-курильщиков.
Я кивнула.
– Ну, тогда вам будет интересно, – великодушно сообщил он мне. – А меня супруга второй раз сюда притащила, хотя лично я предпочел бы Вену или хотя бы Прагу. Пиво в Париже отвратительное.
На какую-то секунду я даже остолбенела. Меньше всего в любом городе мира меня бы волновало качество местного пива. Правда, я вообще равнодушна к этому напитку. Но оценивать Париж с такой точки зрения мне показалось просто святотатством.
– А что они там в компьютере высматривают, не знаете? – перевела я разговор на менее скользкую для меня тему. – Вы-то наверняка знаете, если много путешествуете.
– Конечно, знаю, – не скрывая удовлетворения, отозвался мой собеседник. – Смотрят, не находитесь ли вы в международном розыске. Некоторые особо умные считают, что в составе туристической группы легче проскочить, нас же почти не досматривают.
В этот момент переводчица позвала нас к автобусу, и мелькнувшая у меня в голове довольно занятная мысль куда-то подевалась. То-есть, в голове-то она, конечно, осталась и когда-нибудь вынырнет на поверхность, но в данный конкретный момент я ее безнадежно упустила. Жаль, мне показалось, что мысль на сей раз была довольно оригинальной, более того, отвечала на многие особенно острые вопросы, которые возникли у меня в связи со странным заграничным паспортом.
