– Комарик укусил. – Батя ловко подставил таз с мукой под бьющую фонтаном кровь. – Курам вкусненького, они довольны будут…
Вдруг из будки вырвался Джек и кинулся к конвульсирующей туше. В эту секунду бык в агонии лягнул задними ногами, и пёс, получивший жесточайший удар, пролетев с визгом несколько метров, затих у бани. Батя, торопливо закурив окровавленными руками, заметно волнуясь, предположил, показывая на собаку:
– Жизнь прожил, а ума не накопил… Или случай-судьба так играет? – Он с явным сожалением трогал мягкое ещё тельце Джека. – Вот беда. Они ведь всю общую жизню здесь друг с другом воевали и, вишь, враз… Ты матери пока не говори, любит она его… любила.
Отец, уже решительно, перенёс пса за баню, прикрыл соломой и закончил:
– Хорош слюни пускать. Ускоряемся. Скоро мать за свежениной выйдет, а мы ещё не начинали…
Вечером на «свеженину» зашёл сосед. Он, игнорируя постоянно подогреваемую на газовой печи говядину, выпил две рюмки водки и, узнав, что я решил рыбачить, включился.
– Дело, конечно, прибыльное, но тяжёлое, мокрое и, – он, понизив голос, пригнувшись к столу, подытожил, убедительно ткнув сухим кулаком в ладонь, – опасное! Вода, она ошибок не прощает, слабых не терпит, жадных не любит. Всё, с чем раньше жил, радуясь, теперь сразу против, наоборот мешать будет. И не вздумай эту стихию под себя подстраивать: сам научись с ней, а лучше в ней, жить! Получится – повезло, не сумеешь, опять повезло – на земле уютней. Я вот воде не доверяю и ни в жисть не доверюсь…
Они с батей ещё выпили по рюмке, и сосед ушёл, так и не отведав стынущей свеженины!
* * *
Наконец решились выйти на фарватер.
– Рыбнадзоры тоже жилы не шибко на работе рвут и рисковать подавно не будут. – Валерка жарил картошку и объяснял планы на завтра. – Они летом по тёплой воде дни и ночи катались, рыбалили, удочников шугали. Кто скажет, что не работали?! Отгулов себе до нового года набрали… И хотя в декабре всё равно полезут, сейчас, думаю, бояться нечего: дома они баб ласкают, пиво хлебают, жирок копят!
Он, призывая меня, поднял налитую до краёв рюмку, но, увидев отказ, не останавливаясь, заглотнув водку, удовлетворённо выдохнул:
– Молодец!
Я видел и понимал, что он стал много, почти постоянно пить. Но, пока это не мешало делу, упрекать или начинать об этом разговор не хотелось: наверное, знает, что делает.
– Значит, завтра идём на целый день. Чё-нибудь пожрать с собой возьми, шибко не одевайся, пёхом жарко будет. По пути на острове норило срубим, метров десять-двенадцать. Мы эти две майны (четыреста метров) за полдня влепим. Послезавтра ещё столько же. В четверг опять так же, и проверяем, что первое поставили. Вот там посмотрим: или ещё затягиваем, или хватит, по рыбе… понял?
В четверг мы выдвинулись уже на технике. Мотороллер «Муравей» с небольшими техническими изменениями, позволявшими прилепить к нему, опять же самодельные колёса на баллонах от грузовых машин. Техника была достаточно грозная, но из-за маломощного мотора неэффективная, и я об этом скоро узнал.
Выставив последние, по плану, сети, мы приехали на первую ставку. Снега не было совсем, и море (водохранилище) просматривалось от берега до берега. И оказалось, что таких, как мы, лихих рыбаков много, если не сказать очень много. Нас, конечно, тоже видели, но, соблюдая негласный паритет, на расстояние узнаваемости не подходили, хотя наверняка знали, кто мы и что мы…
