– Ориентир – купол храма в Геройском, – сказал Седой, когда они утром вышли из блиндажа. – Запомни.
Жираф тепло и сонно поёживалась на утреннем холодке, ночи в апреле были ещё прохладные.
– Следи за печкой! – бросил командир караульному, стоявшему поодаль. Спасибо гуманитарщикам – присланные в отряд буржуйки здорово выручали бойцов в землянках.
– Ну что, пойдём?
Лиля кивнула.
– Ни пуха ни пера, командир! – улыбнулся караульный.
– Иди… Ну ты понял – куда! – также с улыбкой ответил ему Седой, и они с Лилей пошли, стараясь не наступать на палые сосновые ветки и шишки, не хрустеть. Соснячок, в котором окопался отряд, был молодой и чистый, сосенки метров пять-девять в высоту, не ахти какие разлапистые, но частые.
Несмотря на то, что хохол уже и по весне отстреливал кассетные боеприпасы и пытался накидать зажигалок, – сырая земля и недавние дожди не позволили заполыхать лесам по новой.
В сосняке туман уже отступил, а в полях ещё хранился.
– Значит, смотри и ищи глазами церковь, если что. Она справа от нас. Эх, отвезти бы тебя в Покровку – вот там церковь так церковь, её сам Суворов построил.
– Да ладно, Паш!
– Вот тебе и ладно. Здесь была его первая победа. Почему коса называется Кинбурнская, знаешь? Потому что здесь была крепость Кинбурн, Суворов её защищал от турок, когда отвоёвывал эти земли для России.
Ранен был, но победил. Турецкий десант в море сбросил. А в благодарность за победу построил церковь. Потом.
– Я знаю, он был верующий…
– Верующий, а не болтающий. Он делом верил, а не болтовнёй!
– Паш, не надо!
Он часто выговаривал ей за её религиозные восторги, пытался объяснить разницу между действительной верой и прекраснодушной болтовнёй, но срывался, и в результате – обижал её.
Седой сдержался, перевёл опять на Суворова.
– Вот мы сейчас здесь стоим зачем? Чтобы тоже сбросить десант в море – если хохлы сунутся. Как двести пятьдесят лет назад!
– Но тогда-то были турки…
– Да, пойми ты, девочка, враги-то всё те же! Ведь и тогда у турок самые лучшие воины были янычары – это славянские мальчики, которых отбирали у матерей и растили в ненависти к русским.
Вот и у хохлов за эти тридцать лет воспитали целые корпуса и дивизии янычар. Против нас. Я с ними уже сталкивался – и здесь, и в Ливии.
Ведь и тогда за турками стояли Англия, Франция, и сейчас за хохлом те же хозяева стоят и лыбятся, смотрят, как мы друг друга убиваем…
– Паш, а как ты думаешь…
– Тихо, – оборвал Лилю Седой, – всё, вышли на опушку, забирай метров десять вправо от меня, и к дороге! Пойдём вдоль неё – тут и фазан сидит, и зайчика поднять можно.
Не успели они пройти пятьдесят метров, как Седой остановился и, коротко вскинув свой «семьдесят четвёртый», одиночным вдарил по столбику, видневшемуся вдалеке сквозь туман.
Столбик подскочил вверх и пошёл зигзами параллельно дороге, вдаль от охотников.
У Лили заблестели глаза, она подняла свой автомат и направила в сторону зайца.
Они с Седыми, тщательно осматривая все кочки и следы на песке, неторопливо пошли за косым.
– Не попал? – спросила Жираф.
– Да пёс его знает! – в сердцах ругнулся командир, – видела, как крутанулся в воздухе? Пулька же маленькая, прошьёт насквозь, так он со страху и не заметит – если жизненно важные органы не задеты.
Вон Володя Скиф рассказывал, он на днях своего зайца с первого выстрела добыл, но пуля – вошла через шею, а вышла…
Ну, как у нас всегда всё выходит – через ж…
