Но вот, Корогодского посадили. Не стало «отца». Театр без него начал потихоньку увядать. И Яша тоже.
Он ходил на студию Ленфильма в поисках ролей… Его меньше брали. Я помню, он снялся в фильме «Зеркало для героя» на Свердловской студии в роли танкиста с обожженным лицом.
Его так загримировали, что я с трудом узнал его. А потом еще и заменили его голос, продублировали кем-то.
До сих пор не понимаю, для чего это было сделано.
Это было ударом для Яши.
Как сейчас помню его, стоящего в полупустом коридоре студии, он кричал, согнувшись от боли:
– Суки, вы, суки! Вы сначала забрали у меня лицо, а потом лишили голоса!..
От крика вена у него на шее вздувалась так, что я боялся, что она вот-вот лопнет…
Потом я начал встречаться с ним каждый месяц возле ленфильмовской кассы. Он брал в долг у всех, кто давал.
Я тогда уже получал свои первые гонорары за «Крик о помощи» – первый мой фильм.
Знал, что он не отдаст, но было его жалко…
Где-то через год-два, не помню, его не стало.
Он прыгнул с 11-го этажа. Оставил письмо, но я его не читал, только рассказывали мне, что писал он о том, что не может так жить, измучен и одинок…
Так пришла к концу непутевая жизнь талантливого человека.
Цель была – стать большим артистом… Покорить мир… Но ведь это не цель! Понимаю сегодня это так ясно, поэтому пишу, а вдруг прочтут, а вдруг согласятся. Что стать большим артистом – это не цель артиста. Сделать большое кино и прославиться – не цель режиссера. Не цель – показать, какой я профессиональный и «крутой»! Настоящая цель – это так использовать свой талант, так изловчиться, чтобы вложить в сердца людей самое важное, самое сокровенное, то, без чего нам жить невозможно, – что родились мы не ненавидеть, а любить, что закон жизни – он один – «возлюбить ближнего, как самого себя». И другого нет.
Я как раз пришел проведать Юру Козина.
И попал на забастовку врачей.
По опустевшему отделению онкологии ходил один единственный врач.
Юра Козин, мой друг, с диагнозом – рак толстой кишки, сказал мне: – Все ушли, один Марик остался.
Я взорвался, не смог сдержаться. Я сказал:
– Юра, они давали клятву Гиппократа, что все отдадут людям!.. Ну, и как можно вот так, уйти, оставить больных…
Марик как раз проходил мимо.
Я сказал:
– Здравствуйте, Марик, я режиссер, я негодую! У вас тут такое безобразие творится!..
Он спросил:
– Вы больны?
– Нет, я пришел проведать друга, Юру Козина.
Он указал на меня пальцем и сказал Юре:
– Юра, развлеки своего товарища, у него что-то настроение не очень.
– У меня?! – возмутился я.
Но Марик уже шел дальше…
Юра сказал:
– Я тебе песню спою, ее наш Марик сочинил. Только ты делай: «Умп-умп-умп-умп…», потому что мне Лилька гитару до сих пор не принесла.
– Юра, кто из нас больной? – спросил я.
Но он уже запел песню.
Это была песня про веселых онкологических больных.
И я, деваться было некуда, поддержал его своим «умп-умп-умп…».
Вдруг начали подтягиваться больные.
Подтягивались те, кто на ногах мог стоять.
И те, которые уже после пятнадцатой химии, и те, кто уже внешне не жилец, и те, кто еще полны надежд, хотя и опухоль не хорошая… Пришло человек пятнадцать.
Отделение оказалось не старое, на удивление.
Пели на русском, а израильтяне и арабы подпевали.
Общая мысль песни была – «Нам не страшен серый волк!».
Музыка – «У самовара я и моя Маша».
Пели задиристо, заводились во время пения.
Прямо «хор Пятницкого» образовался.
