Автобан пел.
Этот ноющий, заунывный, как комариное гудение, звук не слишком походил на песню. Если слушать долго и внимательно, аккорд распадался на несколько составляющих нот, вроде нитей, сплетенных в тугой канат, но кое-где порванных и снова связанных. Одни нотки тонко вибрировали, как железный флюгер на ветру, а другие басили, на грани с инфразвуком, поднимая дыбом волосы.
– Завыть хочется! – поежился в седле Людовик.
– Ты уверен, что это лучшая дорога? – с сомнением спросил у ксендза Лева, обозревая мглистый горизонт.
– Это дорога, по которой три года назад ушло посольство, – отрезал Станислав и отвернулся.
Всю дорогу он демонстративно давал понять, что достойного собеседника видит лишь в лице губернатора. Артуру эта история с проводником нравилась все меньше. Для отряда оказалось потрясеньем превратиться из авиаторов в кавалеристов, но спорить никто не стал. Никто из этих людей трудностей не боялся, а чутью Хранителей верили безоговорочно.
И мама Рона, и Лева отказались бросить экспедицию. Кшиштоф не подвел, выделил пятнадцать первоклассных коней, так что поместились и багаж, и корзина с Лапочкой. Крылатые змеи полякам удавались неважно, зато в модификации лошадей род Кшиштофа оставил уральских мастеров далеко позади. Кони стали еще крупнее, перевалив в холке рост баскетбольных нападающих. Уши приподнялись выше, отчего благородные животные слегка смахивали на кенгуру, и вдобавок вращались на сто восемьдесят градусов. Глаза еще больше вытянулись в длину, позади копыт появилось по загнутому когтю. Как успел убедиться Артур, его конь без труда одолевал почти вертикальные подъемы…
Но самым фантастическим достижением генных инженеров стал увеличенный вдвое объем сердечной мышцы; выносливость развилась просто неописуемая. Они могли скакать карьером, не останавливаясь, больше двенадцати часов. Они могли без проблем, с грузом в триста килограммов, переплыть реку. Единственная задача, которую пока не удавалось решить, – это приживить лошадям жабры…
– А мне по нраву, что так ровно! – заржал Митя Карапуз. – Хорошая дорога, ровная!
– Лучше некуда, – согласился Людовик. – Вот только воет так, что у меня колени трясутся.
Отряд собрался в кучку; бессознательно все оттягивали момент начала пути. По территории Польши они проскочили галопом, почти не останавливаясь и не сбавляя скорости. На редких привалах в городках Лапочку отпускали из корзины погулять, и белый кот до икоты пугал старух и детишек.
– Там, вишь как оно, впереди, что-то непонятное, прям пылевая буря! – недовольно заметил полковник Даляр. – Мы добрых мостиков с дюжину миновали и дороги покрепче видали.
– Они также вели на запад, но не пели и не застилались пылью, – добавила мама Рона, повязывая вокруг лица мокрый платок.
– Вперед! – скомандовал Коваль и тронул поводья.
Пора было прекратить эти пустопорожние рассуждения и подать пример.
Копыта наконец негромко зацокали по шоссе. Позади с умиротворенным шелестом нес мутные воды воспетый германцами Рейн. Мост почти не повредило от времени, под опорами из воды до сих пор торчали груды сброшенных когда-то автомобилей. За лесом поднимались приветливые дымки, и торчали спаренные готические шпили. Местные крестьяне встретили экспедицию довольно приветливо, продали копченого мяса и указали источник с чистой водой. Из Рейна никто не пил, и скотину там не купали.
