При посещении аккуратных германских поселков Артура не покидало острое чувство зависти. Несмотря на разрушения и мертвые зоны вокруг промышленных объектов, здесь сохранилось главное – фанатичное прилежание и стремление к аккуратности. Даже братские могилы столетней давности были организованы с немецкой планомерностью и четкостью…
Крестьяне жили почти вплотную к границам Великого пожарища, которое в дословном переводе называлось тут «Пастбищем смерти». Там, где не было заметных границ, красовались подновляемые таблички с надписями «Ахтунг» и «Ферботтен!» И перед этим мостом стоял колышек с табличкой.
У моста спешились; по указанию Станислава, коням перевязали морды плотной мешковиной, а ноги по колено обработали белым вонючим составом, похожим на известь. На противоположном берегу расстилался точно такой же дремучий лес с преобладанием буков. Сучковатые, лишенные коры деревья походили на тевтонских рыцарей, вышедших к реке напиться и ждущих заветное слово, чтобы ринуться вброд, в атаку на человеческое жилье…
– Карапуз, на пять корпусов вперед, и возьми с собой Лапочку! Людовик, замыкаешь! – привычно отдавал команды Артур. – Полковник, держи левый фланг. Христофор и Лева, пустите маму в центр. Семен, прикрывай меня сзади!
Сам он ехал впереди мамы Роны, бок о бок со Станиславом, расстегнув ножны и освободив зажимы метательных клинков. В обеих седельных сумках торчали рукояти заряженных дробовиков. Карапуз причмокнул, вырываясь в авангард, ухватил за поводья коня, несущего корзину с тигром. Лапочку развязали; тигр впервые с начала пешего путешествия вел себя нервно. Раскачивал длинной складчатой шеей, шевелил усатыми ноздрями по ветру.
– Зверь беснуется, – сказал Христофор. – Чует живность…
– Живность? – мигом откликнулся Станислав, приподнимаясь на стременах.
Хмурый ксендз довольно быстро сообразил, кто есть кто в маленькой армии и, как ни странно, нашел слушателя в лице покладистого сына Красной луны. К изумлению Артура, святоша довольно спокойно переносил загадочные афоризмы Христофора и с великодушной настойчивостью внушал заблудшей овце мысли о боге. Даляр глядел хмуро, а Людовик только посмеивался…
– Нечистая живность, – сообщил, не поворачивая головы, Карапуз. Даже на таком расстоянии дикарь прекрасно слышал все, что говорили сзади. – Пока далече, но шибко много.
– Говори яснее, – попросил Коваль. – Одно большое или много маленьких?
– Не видать. Далече и… очень непонятно. Гы! Так не бывает!..
– Тут все бывает! – поляк натянул поводья, конь стал, как вкопанный. – Я прошел эту дорогу трижды и до сих пор жив, потому что верил в знаки, посылаемые Господом нашим. Другие не верили, насмехались и размахивали сталью. Тут бывает всякое, а к югу, где обнимут Ползущие горы, одна глупая улыбка обойдется тебе очень дорого! Я по два дня лежал в болоте и спал, привязавшись к вершине дерева. Теперь кости тех, кто смеялся, гниют в земле, а я жив и закончу предначертанное…
Да, мысленно присвистнул Коваль, встречаясь глазами с Даляром, этот парень, если не псих, то явно одержимый. Наверное, для подобных предприятий это не так плохо…
– Оно далеко слева, там! – недовольно проворчал Христофор, указывая в сторону лесной прогалины, где появились длинные приземистые строения. – И так не бывает: сразу над землей и под землей. Лапочка чует, но пока не шипит…
– Все бывает. Скорее всего, это рой, пока не страшно! – Станислав опять тронул жеребца с места; сбившийся с ритма отряд двинулся вслед за ним.
