– Дезорганизовать их хочешь?
– Ага!
– Погоди… Погоди, – Привстал со своего места Сэм: – Док? Что будет – если сигнал уж очень сильным будет? Вот – нестерпимым просто?!
– Ну… Шок – потеря сознания.
– А мозги не расплавятся?
– Нет, сэр, – снисходительно улыбнулся врач: – Человеческий организм имеет изрядный запас прочности. Вырубит их, в себя придут через час-два, если сигнал уже очень сильный будет, последствия – сильная головная боль, тошнота, потеря ориентации. За сутки пройдёт.
– Не расплавится, говоришь? Так это же здорово!
– Ты их оглушить и потом, удалив модули, допросить? – догадался Док.
– Именно! Срежем им тюбетейки – и готово! Запоют как миленькие! Шнек? У твоих рейдеров – у их передатчиков, мощи хватит?
– Нет, Сэм, – с сожалением опустил голову он: – Слабые они. Даже если одновременно начнут и в упор – не получится.
– Весельчак?
– Хватит с запасом. Спустится километров на двадцать – двадцать пять и накроет монастырь и округу.
– Тогда – меняем план. Жбан – тебе Весельчаком рулить. Всё услышал?
– Угу, – кивнул толстяк, не прекращая обгрызать края плюшки: – Сделаем.
– Спускаетесь с нами. Зависаешь над монастырём на двадцатке и по сигналу, слышишь? По моему сигналу врубаешь.
– Эээ… Сэм? – Оторвавшись от остатков своего лакомства. Штурман посмотрел на командира: – А ты что? Вниз собрался?!
– Конечно. Вы же без меня не справитесь.
– Справимся, сэр, – справимся же, верно, Михаил? – Последний, в ответ на брошенный на него взгляд Дока, торопливо закивал, полностью разделяя его слова, но Сэм был непреклонен:
– Нет уж. Дело важное – с вами пойду. А то будет как с буем, – усмехнувшись в сторону принявшего независимый вид Шнека, он подвёл итог, завершая совет:
– Начнём операцию через сутки. Всем готовиться. Свободны!
Созвездие Черепахи. Пространство второй звезды. Поверхность второй планеты. Монастырь Святого Рапсодия
Особой древностью этот монастырь похвастаться не мог. Здесь не было ни замшелых крепостных стен, ни заросшего кувшинками рва, да и сами здания больше напоминали корпуса института, а не скопище тёмных келий, в коих, стоя на коленях при неверном свете лампадки, бормочут молитвы, посвятившие свою жизнь Вере, отшельники. Нет, светлые и чистые здания, чьи фасады, казалось, состояли из одного стекла, весело блестевшего в лучах полуденного солнца, никак не хотели соответствовать нарисовавшемуся в воображении Сэма, образу.
– Что, босс, любуетесь? – Лежавший рядом с Сэмом Прохор, завистливо покосился на бинокль в руках охраняемого им объекта.
– Держи, – верно истолковав его жест, Люциус протянул предмет зависти своему телохранителю: – А знаешь, – перевернувшись на спину, он подставил лицо лучу, сумевшему пробиться сквозь плотные кроны лесных великанов, росших прямо на опушке леса: – Жизнь, она забавная штука… Помнится, лет так пять – шесть тому назад, ну – когда мы фильм про капсулы снимали, помнишь?
– Не, – не отрываясь от бинокля, мотнул головой Банкир: – Я же позже к вам, ну – присоединился.
– Аааа… Точно! Ты же из штрафников… М-да… Ладно, не важно. Меня тогда к маркизу одному послали… Вот… Тот маркиз… Сиверс его звали, он меня как раз и обвинял – что я, на пару с Весельчаком, капитаном нашим, что мы де монастырь сожгли. Эээ… На Мальтусе Семь, кажется. Женский.
– Женский? – Оторвавшись от бинокля, Прохор уважительно покачал головой: – Правда – женский?
– Ага, с послушницами, малолетними.
