Перечитывая письма батюшкины к Алексееву и к нам, вижу, как он горевал о долгах своих; но мы были в чужих краях, да и слишком молоды и неопытны, чтобы быть ему полезными. Главное зло было то, что управляющие батюшку обкрадывали, он сам об хозяйстве не имел понятия, и прекрасное имение не приносило ему никакие, или ничтожные доходы. Батюшка продал тогда барону Ашу Любашковское имение почти за ничто. Аш получает доходу 60 тысяч рублей. Азанчевский купил за 22 тысячи рублей Жельцы, которые не давали ничего; вечные были недоимки, а старый этот … выручил деньги свои на одном лесе и имеет лучшие озера в Белоруссии. Но мало ли кого обогатил наш батюшка! Утешение и то велико, что худого слова никто не произнес никогда на его счет. Он умел выслуживать, а не наживать.
Батюшка подлинно был должен Татищевой 2000 рублей. Сто раз была речь о заплате, и я не виноват, что это не кончено. Всему причиною взаимная деликатность. Я просил много раз старуху сделать счет, по коему был готов заплатить; она отвечала, что полагается на меня; мне было совестно положить, как должно, указные проценты, а она по 10% тоже совестилась, я думаю, просить. Так и оставалось все. Деньги были взяты через Фавста, коего я тоже сто раз просил переговорить; у него был один ответ: скажу! Я ему напишу, чтобы непременно хоть с Урусовым кончил бы; а по моему мнению, одно средство и легчайшее: так как уже прошел и десятилетний срок, то отдать, вместо 2000 рублей, 4000 рублей. Я раз самой старухе говорил; она отвечала: «Это деньги дочери моей; все равно, что у вас деньги эти, что у меня». Мы и не с такими долгами да честно расплатились, а для меня мать Дмитрия Павловича особа священная.
Александр. Семердино, 26 июня 1821 года
Барону Строганову пришла, как говорят, оказия. Как-то выпутается он изо всего того? Батюшке покойному и труднее еще было. Турки и режут, и бурлят теперь, – а когда мы присоединили к себе Крым, да им еще говорили: эй, турки, не шумите, а то худо вам будет, проститесь с Крымом без спору? Меня удивляет, что Англия, Франция, Швеция, бывшие всегда наставницами турок, не унимают их дурачеств, открыв им глаза насчет последствия. Они пропали, ежели мы объявим теперь войну; а ручаться можно, что турки не найдут ни единого союзника, а мы многих. Будет что делать, всякому достанется славный кусочек: Греция, Египет, острова, Морея и проч. и проч. Да, брат, и я боюсь, что твоему бедному банкиру Данези не снести головы; а бедному Строганову будет это очень больно, ибо он без намерения предал его в руки злодеев.
Александр. Семердино, 28 июня 1821 года
Не оттого, чтобы Сережу Уварова я некогда горячо не любил, но, право, рано ему в сенаторы. Он мне все кажется мальчишкою, и довольно глупо, ежели он это прежде времени огласил. Вообще, я замечаю, что молчаливость есть качество такое редкое в нынешнем веке, а это душа дел и успехов во всяком предприятии. Умей с важностью молчать – прослывешь великим человеком. Иван Иванович Дмитриев это доказал, хотя я и не отнимаю у него всех достоинств.
Ты очень меня обрадовал известием об утверждении заключенной тобой конвенции. Не за что будет прусскому королю сделать тебе славный подарок (обыкновение сего требует, однако же); но зато государь, верно, тебе воздаст за пользу, которую конвенция эта доставит России. И я уверен, что это будет; желаю сего от всей души, а в ожидании я уже восхищаюсь и хорошим о тебе отзывом государя. Меня это несказанно утешает, а тебя и утешать, и ободрять должно. Я знаю, что ты благоволение императора ставишь выше всякого награждения.
