– Что здесь произошло? Кто стрелял?
– Он, – я кивнул на мертвеца.
Слепые они, что ли, пистолета в закоченевшей руке не видят?
– Саньков, погляди!
Стоявший справа от меня полисмен – совсем молоденький, лопоухий и напуганный, как мне показалось, до полусмерти – наклонился над телом. Сунул ладонь за пазуху и вытащил, ко всеобщему удивлению, красное удостоверение с двуглавым орлом.
– Майор госбезопасности… Семецкий Юрий Михайлович… – пролепетал парнишка.
Сержант присвистнул. Его рука непроизвольно потянулась к рации. Но он сдержался. Зло посмотрел на меня превратившимися в щелочки глазами.
– Что здесь произошло?!
Но я уже мягко касался его разума. Очень мягко. Нет ни малейшего желания оставить парня идиотом – вдруг у него жена, дети малые, родители-старики? Человеческий разум слаб, и, как ответит на любое внешнее воздействие, предполагать заранее очень трудно. Может замкнуться сам на себя, может ожесточиться и стать подобным алмазу, а может и рассыпаться, как карточный домик.
Доверие…
– Что произошло? – уже гораздо мягче поинтересовался сержант.
– Зверь, – я вздохнул и развел руками. – То ли волк, то ли медведь. Выскочил во-он оттуда, из-за угла. Ударил меня лапой, сбил с ног. А майор начал стрелять…
– Попал? – округлил глаза Саньков.
– Ты придурок или где?!—заорал на него сержант. – Ты кровь видел?
Рядовой потупился, разве что носком ботинка снег ковырять не начал.
– А потом зверь набросился на майора. Сбил с ног.
Петренко, не доверяя больше подчиненным, подошел к телу. Придирчиво осмотрел. Протянул озадаченно:
– А укусов-то нет…
Я чуть усилил воздействие. Крепкий орешек, этот сержант! Или патрульным мозги не положены?
– Возможно, разрыв сердца.
Моя маленькая подсказка упала на благодатную почву. Петренко кивнул, протянул паспорт.
– Это все москвичи. Мода, понимаешь, пошла всяких тварей дома держать. То жабу ядовитую, то кобру. А кто-то и тигра может. Лишь бы пыль в глаза пустить. А нам разбираться, понимаешь, когда их сожрут или покусают. Недавно по вызову мотались – у нового русского ротвейлер взбесился. Семья в ванной заперлась. Хорошо, что у них там хоть конем скачи, все поместились. А мы двери выламывали. Лейтенант Чуйков его из «калаша» в упор. Так потом на нас же жалобу накатали. За жестокое обращение с животными, понимаешь…
– Я могу идти, сержант?
– Что? А, идти… Заявление не хотите написать?
– Не сейчас. Возможно, днем приду.
– Отделение найдете? Вы же приезжий.
– В гостинице спрошу.
– Вот и хорошо. – Полицейский козырнул и повернулся к подчиненным.
Еще одно осторожное касание напоследок. Сержант никогда больше обо мне не вспомнит. И никто из рядовых тоже. Они будут знать, что нашли у подножия коринфских колонн тело майора госбезопасности, умершего от ужаса, а в окоченевших пальцах – пистолет. Уж не знаю, обнаружат ли они следы неведомого зверя? Кстати, что это за чудище, мне предстоит узнать. Не люблю оставлять загадки позади себя.
Оставив патруль разбираться с нелепой смертью, я быстрым шагом выбрался на Никольскую и, миновав длинное здание, битком набитое конторами и лавками, которые сейчас почему-то принято называть офисами и бутиками, повернул налево, в Третьяковский проезд. Напротив салона «Джорджио Армани», куда я ни разу не заходил, предпочитая покупать костюмы на родине дизайнера, я услыхал отголоски тревоги Збышека. Само собой, слуга крови почуял неладное, ощутил мою растерянность, мою боль, знал, что я использую Силу, чтобы повлиять на чье-то сознание, и теперь терялся в догадках.
