– Вот мне интересно, – подал голос Рубен, напомнив Аво о своем присутствии, – вот что такого могло произойти между ней и учителем, что он отдал книгу именно ей? Объясни мне, а?
– Может быть, потому, что она играет лучше тебя? – предположил Аво.
– Да нет, – помотал головой Рубен. – Но ты знаешь, я еще не видел более удачливых игроков, чем она.
Рубен снова уткнулся в книгу на русском языке о геноциде. Он не переставая говорил о ней, превознося российскую помощь беженцам. Книга была перечитана им вдоль и поперек, так что Рубен мог свободно вести разговоры на какие угодно темы, даже не отрываясь от текста.
– Не знаю, как так получается, – продолжал он, – но мне кажется, что кости всегда выбрасывают ту самую комбинацию, которая ей нужна.
Он перевернул страницу.
– А тот, кому везет, может принести неудачу тем, кто его окружает.
Аво ничего не ответил и вернулся к своей книге. Ованес Туманян, сын священника, по его мнению, был чересчур религиозен, но время от времени в его стихотворениях сквозила мысль, которую можно было бы выразить словами: «Приходи иногда взглянуть на мою могилу, друг», – то есть об искренней и крепкой дружбе. Эта мысль ему нравилась.
Рубен отправился в туалет в здание, где размещалось управление по переписи населения, и вдруг рядом раздался голос:
– Я даже не знаю, бываешь ли ты когда-нибудь один.
Перед Аво стояла Мина. Он повернул голову – маленькая фигурка Рубена поднималась по ступенькам. Брат то и дело снимал очки и проверял стекла на предмет пятен.
– Да он ненадолго, – сказал Аво и рассмеялся. – Даже странно, какой короткий у нас с ним поводок.
– И кто же собака, а кто хозяин? – спросила Мина, перекладывая доску в другую руку.
– Да мы по очереди.
Хоть Мина и не присела рядом, по ней было заметно, что ей очень хотелось этого.
– Нет, я не могу сказать, что не люблю Рубена. Просто я каждый день вижу его на занятиях. А вот тебя почти никогда, – сказала она.
– Да ну? – удивился Аво. – Меня, вообще-то, трудно не заметить.
Мина достала игральную кость и кинула ее Аво в лоб.
– Да, действительно. Даже промахнуться трудно.
– А у тебя есть чувство юмора. Даже побольше, чем у меня. Ты точно родом из Кировакана?
– Мы тут не такие унылые, как Рубен, – сказала Мина.
– Он немного странный, но мне это даже нравится. Тем более он мой брат. Что тут еще скажешь?
– Не то чтобы странный, – отозвалась Мина, несколько раздраженная тем, что приходится тратить драгоценные минуты на обсуждение Рубена. – Он напоминает мне моих дядюшек и их друзей, таких же стариков. Они ни о чем больше не могут говорить – только о турках. Это настолько…
– Скучно? – подсказал Аво.
– Я хотела сказать «настолько по-мужски». Но «скучно» тоже подходит. Не смейся, это действительно так. Бесконечное переливание из пустого в порожнее! Видел лимонные деревья у горнолыжного подъемника? А теперь представь, что они никогда бы не роняли созревших плодов – лимоны так бы и висели, пока ветви не опустятся до земли; места для новых завязей там бы не нашлось.
– Да ты, я смотрю, поэт, – заметил Аво.
Но Мина сразу же прикрыла рукой подбородок, и Аво догадался: девчонка подумала, будто он издевается над ней. Говоря по правде, он бы хотел уметь выражать подобным образом свои мысли или хотя бы иметь смелость высказываться. Но вместо этого он продолжил гнуть свою линию:
– Если у тебя зайдет об этом разговор с Рубеном, то он скажет, что мы всегда должны помнить о геноциде, поскольку турки отрицают то, что было на самом деле.
