Бразильский карнавал - страница 12

Жили Вороновичи в одном из многочисленных спальных районов, ютящихся вокруг машиностроительного гиганта. Показушные «западные» башни новостроек, кое-как собранные из серых плит и битого стекла, нелепо торчали, устремленные в грязное небо. Окна многоэтажек зимой и летом были украшены цветными треугольниками молочных пакетов, выброшенных за борт в сетках-авоськах, тряпками, выбеленными ветром и хлоркой, и двухвостыми джинсовыми флагами с полинялыми чернильными разводами. Скуластые лица здешних обитателей напоминали о географическом соседстве с Татарской и Башкирской автономными республиками, были некрасивы, словно изъедены ржавчиной. Вдоль бесконечных серых заборов тянулись стихийные рынки: согбенные бабки с высушенными северным ветром лицами предлагали товары, мало чем отличающиеся от пестревшего тут же уличного мусора. Казалось, они распродают последнее, чтобы добрать недостающую сумму на собственные похороны.

Завод, однако, был жив. Каждый день в половине седьмого вечера два человеческих потока синхронно ползли друг навстречу другу, застревая и тормозя возле мрачного зарешеченного магазина, где продавали спиртное на разлив. Возвращаясь с работы и стараясь успеть до пересменки, Игорь с мамой покупали удивительно свежий хрустящий батон и бутылку молока. Дома мама доставала из сумки вяло-розовый кусок докторской колбасы, купленный с переплатой у завхоза Семеновны, чья золовка (производное от слова «ловкая», Игорь был уверен) работала продавщицей в том же магазине. И не было в мире ничего вкуснее толстого бутерброда с молоком!

Лето в их городке обычно выдавалось скудным, скорее похожим на разогретые на солнечной сковородке остатки прошлого года. Огромная лужа в форме Южной Америки посреди двора никогда не высыхала. Игорь ненавидел эту лужу, старался обходить стороной. Дворовые мальчишки не раз загоняли его по щиколотку в чавкающую, лоснящуюся бензиновыми разводами грязь. Сколько он себя помнил, его всегда недолюбливали. Подспудно чувствуя слабость и беззащитность, при каждом удобном случае задирали, обзывали, лупили без видимой причины. Заступиться было некому – Игорь рос без отца. Точнее, где-то он был, отец, но спрашивать о нем у мамы или бабушки не имело смысла. Обе отмалчивались, либо отвечали односложно: «Подрастешь – узнаешь». В доме не было ни одной вещи, ни одной фотографии, которые бы доказывали, что отец вообще когда-то существовал. В семье царствовало странное забвение, будто память заморозили до лучших времен.

Учился Игорь посредственно, без особых усилий. Наскоро разделавшись с бестолковыми заданиями, брался за книжку. Читал все, что попадало в руки.

– Ничего не понимаю, – расстраивалась мама, – вроде, уроки учит регулярно, а результат едва-едва удовлетворительный. Может, он у нас неспособный?

– Да ему просто скучно, – вступалась за внука бабушка. – Вот найдет свой интерес в жизни, быстро выучится всему, что сочтет для себя полезным.

Злейшим врагом семилетнего Игоря был восьмиклассник Серый – известный хулиган и бузотер. Весь двор его боялся и уважал. Игорь – ненавидел. Не за обиды свои ненавидел, не за унижения. За собственную трусость. Серый не был подрастающим классическим банбюганом с рано оформившимися бицепсами и большими лапами в темных мозолях, набитых о деревянные доски и кирпичи. Скорее – клоуном, что не менее опасно. Мелкий пацан с тонкими ручками, на которых рукава застиранной футболки полоскались черными пиратскими флагами. Злой на весь мир, агрессивный и непредсказуемый, как затравленный зверек, случайно выпущенный из клетки. Герой не для драки, скорее для провокации. Дрались за него преданные псы из стаи, науськанные и выдрессированные плюгавым вожаком. Игоря колошматили просто так, за безответность.