– А что же Прокофий Диомидович Дроздов-то сквозь сито не утёк? – спросил пассажир.
– Ну, Прокофий Диомидович лицо степенное, официальное, не по чину ему от сыскных бегать, несолидно.
– А в тюрьме сидеть солидно?
Серафим Григорьевич лишь снова усмехнулся.
– Ну, положим, посидел-то он всего ничего, это только веса прибавило, обломали зубки об Прокофия Диомидовича Дроздова товарищи красные милиционеры, сами разбежались кто куда. Сейчас, поговаривают, собираются Прокофия Диомидовича в городскую думу избрать.
– И получится?
– Почему ж не получиться, Прокофий Диомидович нынче пострадавший от красных, герой, можно сказать. Могли ведь – «руководствуясь революционным сознанием и совестью»… Расстрелять, в смысле. Но, видать, никакая лихоманка его не берёт.
– Ужасы какие рассказываешь, любезный, – поёжился пассажир. – Страсти просто. Расскажи-ка лучше чего приятное. Про весёлый дом мадам де Лаваль, к примеру. Стоящее заведение, есть ли смысл посетить? Стоит ли овчинка выделки?
Серафим Григорьевич лишь глаза мечтательно закатил.
– Бывать не доводилось, не по чину мне сие заведение. Только для почтеннейшей публики, купчишке или, скажем, студентику там делать нечего, туда господа после театров да ресторанов заезжают вечерок скоротать, сколько раз возить приходилось. Обслуживание по наивысшему разряду, останетесь довольны.
Пассажир кивнул.
– Спасибо, любезный, рекомендуешь, значит?
– Ежели деньги есть – почему бы и не развлечься, только дороговато будет, ваша милость. При большом желании можно и подешевле найти, и не хуже. Вот, рядышком Дуська Трофимова живёт, отдельная квартира, к ней часто кавалеры захаживают, а берёт не в пример меньше.
Однако вопреки ожиданиям Серафима Григорьевича, пассажир не заинтересовался услугами мадемуазель Трофимовой, и разговор вновь вернулся к весёлому дому мадам де Лаваль.
– А при красных как с этим делом обстояло? Говорят, весёлые дома позакрывали?
– Точно так-с, многих прикрыли. Полуподпольно мадам де Лаваль существовали, то есть, как бы нет ничего, и в то же время, кому надо всегда найдет приют и ласку в весёлом доме. До этого дела все охочи. Как говорится, и вошь, и гнида, и даже бабка Степанида. Чекисты захаживали, бывало…
– Сам видел, или люди сказывали? – заинтересовался пассажир. Серафим Григорьевич плечами пожал.
– Сам, знамо дело, не видывал. Однако шила в мешке не утаишь: любили товарищи у мадам де Ловаль бывать. Сам товарищ Башилин захаживали мясца двуногого отведать. С превеликим удовольствием. У мадам-то барышни, поди, поблаговидней пролетарок да коммунарок.
– А что за человек товарищ Башилин?
– Наш, местный, Новоелизаветинский, с завода. При Советах в большие чекистские начальники вышел, заведовал борьбой со всякой контрреволюцией.
Серафим Герасимович рассуждал степенно, с привычной ленцой, на любопытствующего клиента не смотрел вовсе.
– Лично знакомы были? – поинтересовался дотошный пассажир.
– Никак нет, ваша милость, врать не буду, видел пару раз, а так, чтобы лично поручкаться – не доводилось.
– Ну и что скажешь, любезнейший, о большом начальнике Башилине?
– Большой начальник и должен быть большим начальником: степенным да сурьёзным, с брюшком обязательно, с достоинством, иначе уважения не сыщешь. А Башилин – молодой ещё, молоко на губах не просохло, весельчак-прибаутчик, высокий, худой, усы гусарские, красавец, в общем, никак на степенного человека не похож. Одно слово, пролетарий. Из грязи да прямо в самые князи, а то и повыше! Только где они теперь, эти большие красные начальники, были, да все вышли.
