Бриллиант старинного портрета - страница 44
– Значит так, завтра у тебя отгул, можешь отоспаться. В производственную зону можешь не ходить. Сиди туту в дежурке у телефона. Заключенные больше чем кто-то другой заинтересованы в этом хозяйстве, я думаю, что наше вмешательство только навредит.
– Как скажете, Геннадий Георгиевич. А какие инструкции выполнять предпочтительнее, Тимура Мерзоевича или Ваши? – лукаво улыбаясь, спросил я.
– А, что ты считаешь предпочтительнее? Только помни, если начальник колонии подполковник Измайлов Николай Николаевич позвонит, а тебя не окажется на месте, то не только тебе, но и мне достанется по нашей репутации.
– Ну, я конечно понял! – ответил я с пониманием дела.
– Тогда успехов. – Соболевский крепко пожал руку, и хотел еще что-то сказать. Но голос Куликова, отвлек начальника техотдела.
– Ну, скоро Вы Геннадий Георгиевич? – ревностно глядя в мою сторону, почти зло выкрикнул Серега Куликов. Соболевский, молча, двинулся на выход.
Я к 18-00 сидел в тех отделе, дождался, когда Костя, копировщик, закроет копировальную комнату, опломбирует печатью и отдаст печать мне.
– Слушай, Костя, а зачем такие предосторожности? Там же брать нечего?
– Конечно нечего. На вот взгляни сюда? – Руденко достал из кармана купюру в пять рублей и дал мне.
– Ну и что? – спокойно рассматривая сложенную купюру, спросил я.
– А ты разверни ее?
Я развернул, посмотрел на хрустящую, почти новенькую купюру.
– Ничего такого в ней не вижу? – думая, что Руденко меня разыгрывает, протянул, чтобы вернуть.
– Посмотри с обратной стороны?
Как оказалось, с обратной стороны банкноты ничего не было. Пустая сторона и больше ничего.
– Вот это да! – восхищенно воскликнул я, – Это ты сделал, ты нарисовал?
– Знаешь тут сдуреть можно, особенно без работы. Вот от нечего делать, нарисовал.
– Да у тебя талант!
Особенно, когда в школе учился, пиво бегали покупать после уроков. Ну а когда отец ремнем хорошо угостил, перестал. А здесь спасаюсь вот этим.
– А мне на память можешь подарить.
– Нет. Я сейчас в туалете сожгу и пепел выкину. Это знаешь, сколько светит, добавят, как минимум, лет десять. Это уж точно. – Он забрал купюру, сунул в карман и направился к выходу, бросив на ходу, – А ты говоришь, что там может быть? Там копировальный станок, вот, что там. – И вышел.
Мне стало скучно, и я ушел из техотдела, заперев дверь на ключ. Ключ и печать от копировальной машины повесил на щитке в дежурной комнате и снова, как и в прошлый раз, стал рассматривать журналы. В дверь неожиданно постучали. Снова в дежурку зашел Дима.
– Привет, Валентин Альбертович, как Ваши дела? – с улыбкой спросил вошедший.
– Да так не жалуемся. А у вас, что нового?
– Вот возьмите. – Протянув мне деньги, сказал Дима.
– Не понял, это еще зачем?
– Ну, это гарантия того, что Вы не выйдете сегодня. И еще у меня к Вам предложение, только не здесь.
Мы вышли из дежурки.
– Идем в сторону цехов, я по дороге вам расскажу. Я скоро выхожу, и мне понадобится ваша помощь. Вы можете меня выслушать, если вы считаете, что не согласны, так и скажите. А если возьметесь, то согласитесь, и я дальше расскажу, что надо делать.
– И, что это опасно, или нет?
– Никакого риска с вашей стороны. Да и с моей тоже. Риск есть, но самое главное, что никто вас не будет упоминать, чтобы не случилось. Это первое, короче суть вопроса в том, что у нас сидит знаменитый фальшивомонетчик. Ему осталось сидеть еще год. Он делал подделки советских десяти рублевых купюр. Погорел на том, что забыл, пометь номера на печатном устройстве и напечатал одинаковые номера, на чем у попался. Он очень хочет, сделать матрицу стодолларовой купюры, конечно, теперь он учтет свою ошибку, которая ему стояла очень длительного срока. За это время он продумал все до мелочей и теперь может сделать здесь матричное клише для изготовления стодолларовых ассигнаций.