Глава 4, в которой летит самолет и едва не случается приступ
– СА-МО-ЛЁТ! – кричали дети. – СА-МО-ЛЁТ!
Ярко светило солнце. Я пёр мимо ограды детского садика с печатной машинкой в руках и с рюкзаком за плечами. На сгибе локтя у меня висела авоська, набитая продуктами из магазина, под ногами извивалась ледащая тощая псинка, которую весьма интересовало качество и количество колбасных изделий в моём багаже.
За металлическим заборчиком, выкрашенным свежей жёлтой краской, замерли дети. Они стояли на лужайке, рядом с качельками, балансирами, деревянными грузовичками и песочницами, задрав головы и глядя высоко в синее небо, по которому бежали редкие облачка.
– СА-МО-ЛЁТ!!!
Кукурузник пролетел низко, над крышами домов, и, достигнув невидимого отсюда колхозного поля, выпустил из себя струю химикатов.
– Уи-и-и-и-и-и!!! – заорали дети и захлопали в ладоши.
Я запнулся-таки о псинку, засмотревшись на самолётик, и едва не грохнулся, в последний момент удержавшись на ногах.
– …! – матерщина всё-таки удержалась на кончике языка, и я медленно выдохнул, выискивая удобную позицию, чтобы хорошенько пнуть повизгивающую псинку, которая аж подпрыгивала, вожделея батон «Докторской».
Но тоже удержался: не стоит детям показывать дурной пример и транслировать в мир насилие над животными.
– Собачка, собачка! – закричали детсадовцы.
Не так громко, как про самолёт, но тоже – звонко и с чувством.
– Дети! А ну отошли от забора! – голос был звонкий и ни разу не рассерженный.
Скорее – профессиональный.
– Ну Гульзара Жайсынбековна-а-а-а… – заныли малыши и малышки, а я остановился и помотал головой ошарашенно.
Что они только что сказали? Мой взгляд сфокусировался на воспитательнице: молодой, симпатичной, усталой девушке с явно азиатскими чертами лица. Ага! Всё-таки расслышал я правильно! Это было имя и отчество, а не что-то там другое. Просто «Жайсынбековна» – не самое популярное слово в полесской глубинке, отсюда и проявился когнитивный диссонанс. Вот в Алма-Ате там, или в Термезе – это другой вопрос. Но у нас тут всё ж таки процветал советский интернационализм, так что казахская воспитательница на берегах Оресы в целом не была чем-то таким уж невероятным.
– Товарищ! Уберите свою собаку от забора, пожалуйста! – вежливо попросила Гульзара Жайсынбековна.
– А это не моя собака! – сказал я.
Псинка едва ли не обниматься лезла, тёрлась о ноги и смотрела умоляюще. Потому мои попытки оправдаться выглядели довольно жалко. Вот за это и не люблю собак: за подобострастие и навязчивость. У котов, по крайней мере, есть чувство собственного достоинства, хотя оно иногда и граничит с нарциссизмом.
По взгляду азиатской принцессы детского садика было ясно, что она мне ни разу не поверила.
– Дети! – сказала воспитательница. – Пойдёте играть в «кованые цепи» со второй группой!
И увела своих верноподданных прочь от незнакомого дядечки, который к тому же ещё и не признается в порочащих его связях с ледащими псинками.
