– Значит, у него есть ключ от задней двери, – заключил я.
– Либо ключ, либо телепорт. Кстати, в саду оказалась еще одна находка. Возможно, она вас заинтересует, учитывая, что на чердаке капкан и все такое.
Ларри поманил пальцем одного из своих парней, и тот вытащил из кучи один из пакетов с вещдоками.
– Если вам не интересно, мы просто ее выбросим. Жуткая гадость.
В пакете лежала малиновка – вернее, большая ее часть: кто-то оторвал ей голову. Судя по тому, что в рваной темной дыре на месте шеи извивались какие-то бледные твари, случилось это пару дней назад.
– Нам интересно, – сказал я. – Можете определить, кто ее убил?
– Вот это, ей-богу, вообще не моя специальность, но один парень в лаборатории по выходным влезает в мокасины и тащится на природу выслеживать барсуков и тому подобное. Посмотрим, что он скажет.
Ричи наклонился, чтобы получше рассмотреть крошечные поджатые коготки, комочки земли, прилипшие к яркому грудному оперению. Птица уже пованивала, но он этого словно не замечал.
– Если бы ее убил зверь, то наверняка съел бы, – сказал Ричи. – Кошки, лисы и так далее точно выпустили бы ей кишки. Просто так они не убивают.
– Вот уж не думал, что ты у нас натуралист. – Ларри изогнул бровь.
Ричи пожал плечами:
– А я и не натуралист. Меня в свое время направили служить в глубинке Голуэя[8], вот и набрался всякого от местных парней.
– Ну, продолжай, Крокодил Данди. Кто мог оторвать малиновке голову и не тронуть остальное?
– Может, норка? Куница?
– Или же человек, – сказал я. Увидев останки малиновки, я в ту же секунду подумал вовсе не про капкан на чердаке. Из логова было бы прекрасно видно, как Эмма и Джек вприпрыжку бегут поиграть в сад рано утром и находят в росистой траве вот это. – Люди убивают просто так постоянно.
* * *
Без двадцати шесть мы работали в зоне для игр. Свет за окнами кухни уже начинал угасать.
– Сможешь сам здесь закончить? – спросил я у Ричи.
Он посмотрел на меня, но вопросов задавать не стал.
– Без проблем.
– Вернусь через пятнадцать минут, потом сразу поедем в контору.
Я встал, колени дрогнули и хрустнули – староват я уже для такой работы. Ричи остался сидеть на корточках, разбирая книжки с картинками и пластиковые упаковки с мелками среди кровавых брызг, уже не нужных Ларри и его группе. Уходя, я задел ногой какую-то синюю пушистую зверушку, и та пронзительно хихикнула и запела. Ее тонкое, нежное, нечеловеческое пение преследовало меня в прихожей до самой двери.
День клонился к вечеру, и поселок стал оживать. Репортеры собрали оборудование и разъехались по домам, вертолет исчез, но по недостроенному дому, в котором мы беседовали с Фионой Рафферти, носилась стая мальчишек, они раскачивались на строительных лесах, притворялись, что выталкивают друг друга из высоких окон, – танцующие черные силуэты на фоне пылающего неба. В конце дороги подростки, развалившись, сидели на изгороди, окружавшей заросший сорняками сад; ничуть не скрываясь, они курили, прикладывались к бутылке и глазели на меня. Вдали кто-то яростно нарезал круги на большом мотоцикле без глушителя, еще дальше без остановки качал рэп. В пустые оконные проемы ныряли птицы, на обочине что-то шмыгнуло в груду кирпичей и колючей проволоки, вызвав сход крошечной пыльной лавины.
Выезд из поселка обозначался двумя огромными каменными столбами, в проеме отсутствующих ворот колыхались заросли высокой густой травы. Когда я двинулся по пологому склону к песчаным дюнам, трава успокаивающе шуршала и обвивалась вокруг моих щиколоток.
