– Ты – единственный, кого я люблю в этом мире, мой младший братик. И прямо сейчас я сильно беспокоюсь о тебе.
Мы продолжили нашу прогулку, повернув в другую сторону от реки и направившись к Вандомской площади, чувствуя нотку стеснения от признания во взаимной любви. Любовь может быть чем-то само собой разумеющимся, но, когда о ней говорят вслух, она наполняет тебя, улицу, город; она становится конечным пунктом, за которым всегда следует типичная светская беседа, так как все самое важное уже было сказано.
– Почему мы идем пешком, Чарли? Где машина?
– В такой час уже занята.
Как и Аня, подумала я, но не сказала вслух.
– Выше нос. Ты прекрасно выглядишь, – заверил меня Чарли, когда мы оказались у входа в «Ритц». Вандомская площадь уже была освещена десятками уличных фонарей, круглые пучки света от которых танцевали в сгущающихся сумерках. Днем шел небольшой дождь, отчего тротуар блестел. Прожектор, направленный на статую Наполеона на высокой колонне, был включен и буквально пронзал темноту ночи, будто упавшая звезда, которая оставила вечное напоминание о своем падении.
Огромный отель с колоннами и сводчатыми окнами был столь велик, что мог вместить целое поселение. Его нельзя было охватить взглядом полностью; приходилось поворачивать голову влево и вправо, чтобы осмотреть его от начала до конца. Позже Аня рассказала, что там работало по меньшей мере пятьсот человек.
Я посмотрела на один из балконов второго этажа и увидела женщину, стоявшую там, слегка облокотившись на перила, и накручивающую на палец жемчужное ожерелье. Она была одна, и дело было не в том, что рядом с ней никого не было; она была одна во всех смыслах этого слова. Одиночество отражалось в ее позе, во взгляде, устремленном вдаль. Это был первый раз, когда я увидела Коко Шанель, одинокую женщину, которая казалась такой же одинокой, как и я.
Должно быть, она почувствовала мой взгляд. Она посмотрела на меня сверху вниз, после чего повела плечом и скрылась внутри.
– Ну что, готова? – Чарли галантно согнул руку, чтобы я взялась за нее.
Рука об руку мы поднялись по ступеням отеля «Ритц».
Будущее всегда на два-три шага впереди нас. Мы шагнули в это будущее с его радостями, опасностями и множеством воспоминаний. Я чувствовала, что Аллен рядом, я ощущала легкое прикосновение его руки к моей шее, которая затекла после целого дня рисования. Тебя нет уже два года, сказала я ему. Две минуты, две секунды. Все одно.
Скиап
Был уже вечер, когда Эльза Скиапарелли сбросила свои туфли на каблуках, потерла затекшие пальцы и вытянула ноги на заваленный бумагами стол. Ей уже пора было одеваться, но она хотела насладиться победой, одержанной днем.
Настоящий переворот – именно так можно было назвать полдень с мадам Бушар, ни больше ни меньше. Одна из самых известных и почитаемых клиенток Шанель только что заказала сезонные наряды от Скиапарелли. Одна из последних парижских противниц пересекла модную границу и сегодня вечером будет блистать в платье, которому не требуется переделка, так как у мадам Бушар была идеальная фигура, такая же, как у американской богини Беттины Баллард, для которой изначально и было сшито это платье. Беттина не особо переживала из-за того, что платье продали, по крайней мере, после того, как узнала, кто его приобрел.
– И она наденет его сегодня вечером, – рассказала ей Скиап.
– Это сведет Шанель с ума! Ее лучшая клиентка придет в одежде от Скиапарелли! – Они с Беттиной немного потанцевали, после чего Беттина ушла на ужин с мужем.
