Броуновское движение - страница 34

Связиста Меду. Как он был несправедлив к ней. Лейтенанта Гордона. Это его он должен благодарить за лекции по боевой экипировке. Академика Горна. Он и сейчас слышал его последние слова: «Скоро начнется захват. Действуй. Помни про вахтенного и течение».

«Стоп. Течение!».

Охотник вскочил и, перебирая карты, думал о том единственном слове, которое он в суматохе пропустил мимо ушей.

«Течение. Нужна карта морских течений», – пальцы с трудом перелистывали стопку. Обезболивающие средства, как и транквилизаторы, заканчивали свое действие. Усталость наваливалась все больше и больше. С каждой минутой тяжелели веки, движения давались с трудом, кости ломило немилосердно. Стемнело. Нужно было соорудить факел, но сил спускаться в трюм за еще одной бочкой с напалмом не было.

«Завтра, я сделаю все завтра», – подумал измученный Инникса. Легкое головокружение заставило его прилечь. Он завернулся в ковер, лежащий на полу, и перед тем, как закрыть глаза, посмотрел на звезды.

А на безоблачном ночном небе миллиарды светлых песчинок кружились в замысловатом танце, незаметном для глаз смертного. Танце, длинною в вечность.

8

Ярко-оранжевое зарево, поднимающееся из-за горизонта, постепенно затмевало звездный узор ночного неба. Легкий бриз играл шелковыми занавесками, скрывающими позолоченный орнамент, украшающий ложе под балдахином, стоящее прямо на берегу моря. Солнце постепенно из оранжевого становилось бело-желтым. Волны омывали прибрежный песок и пеной растворялись в нем. Проснулись чайки, наполняя своим криком окрестности и разгоняя утреннюю дрему.

Василиск Погостини любил просыпаться под шум прибоя. В то время, когда ночь медленно сменяла день, ему казалось, что он пробуждается вместе с природой. Эти тихие рассветные часы придавали ему сил на целый день. Дрема затягивала и расслабляла, но нужно было подниматься. Будучи человеком внутренне организованным, не ленивым, а наоборот, очень занятым начальник информации и пропаганды резким движением встал. Двойной хлопок в ладоши – и сигнал управления изображением возвестил окончание утреннего режима пробуждения. Голографический пейзаж утренней береговой линии исчез, только постель и ночной столик остались от интерьера. Кроме любви к морю и рассвету больше всего на свете Василиск любил себя и свою жизнь. Поэтому он не мог себе позволить отдыхать на натуральном берегу моря, а экспонировал изображение прямо в пещеру, прорытую в горе, на которой стоял его замок. Спальня медиамагната представляла собой бункер, оборудованный нетрадиционными мерами безопасностями. Входные двери отсутствовали. Небольшой бассейн соединялся подводным коридором с аквариумом, выходившим в апартаменты владельца. Таким образом, только проплыв под водой можно было заглянуть в спальные покои. Но и здесь было все не так просто. В аквариуме жила четырехтонная касатка, готовая попробовать на зуб любого, кроме хозяина. Василиск сам вырастил это животное. Он кормил касатку, играл с ней, искренне полагая, что это не охранник, и за деньги животное не предаст.

Водные процедуры неизменно доставляли Погостини минуты наслаждений. Выбравшись из аквариума и накинув халат, он вышел на террасу. Из замка, построенного еще франками, открывалась великолепная панорама города. Василиск любил свой дом. Семь лет назад он купил полуразрушенное строение на горе посреди города Каламата в Греции, что на юго-западе Пелопоннеса, отреставрировал его, внес некоторые изменения. Хоть по законам Греции памятники старины и нельзя было покупать, Погостини оформил сделку, как реставрацию музея, и щедро финансировал традиционный ежегодный марафонский заплыв на тридцать километров от Каламаты до Корони, приняв в нем участие. Став, таким образом, почетным горожанином, он уговорил власти, передать ему замок-музей на время в личное пользование.