На базаре же, напротив, и товар более-менее огородного происхождения, и смотрят там тебе в основном глаза, а не в кошелёк. Хитрости и уловки тоже, конечно, бывают, не без этого – на то она и коммерция. Но совсем за болвана на базаре тебя держать не станут. Потому что продавец там – человек, а не автомат. Деньги твои ему, ясное дело, нужны, но если он видит, что ты не соображаешь в его товаре, он тебе сначала восемь раз про него объяснит и только потом перейдёт к расчёту.
Но главное, что есть на базаре и нет на рынке – это театр. Играют в нём продавцы. Они же там – режиссёры и художники. С их стороны прилавка лицедейство как-то само собой получается, даже таланта особого иметь не надо. Покупатель для продавца – это статист. Его уважают и ценят, но всё же относятся, как к расходному материалу. Он нужен только на время, чтобы актёр сказал подготовленную реплику, а потом ему говорят «спасибо, вы свободны». И когда он уходит, на его место тут же приходит другой. Сцена, таким образом, не простаивает – особенно, если актёр не новичок. Но чтобы понять, что на ней происходит и получить от этого культурное удовольствие, на базар нужно ходить без продуктовой цели. Или, если не получается, чтобы она на втором плане была. А на первом должны работать глаза и уши.
Наши глаза нашли себе работу, едва только мы вышли за ограду дома. Там, чуть правее от калитки, стоял фургон молочника. Несмотря на ранний час, возле него уже выстроилась полудюжина старушек с пустыми бутылками в пакетах и сумках. Бутылки были пластиковые, из-под минеральной воды, но наливалось в них исключительно молоко. Занимался наливом мускулистый парень, одетый в розовую майку с числом 69 на груди и руками, татуированными драконами. Драконы выползали у него из запястий, сгибались вдвое на локтях, прятались под лямками майки и снова выныривали на свет где-то возле самых ушей. По возрасту парень своим покупательницам годился во внуки. Когда он протягивал руку, чтобы взять или вернуть бутылку, драконы шевелили хвостами, кривили пасти и махали крыльями. Старушек, однако, это интересовало меньше, чем то, не мухлюет ли продавец на розливе. Но с этим у молочника было строго. Ни одна бутылка не покидала его прилавок, пока в ней не отстоялась пена, и не было долито столько молока, чтобы пролилось из горлышка, после чего, молочник брал специальную белую тряпку, обтирал ею бутылку и только тогда возвращал её покупательнице.
– Mást? – спрашивал он всякий раз. Ещё чего-нибудь?
– Mást nem. Köszönöm, – отвечали старушки. Больше ничего. Спасибо.
Молочник принимал от покупательницы деньги, отсчитывал, если требовалось, сдачу, также говорил ей спасибо и, дождавшись, пока та отойдёт со своей сумкой от прилавка, переключался на следующую. Старушки в свою очередь, также проявляли терпение, не шпыняли друг друга, не говорили «ой женщина, давайте быстрее, вы тут не одна», а ждали, пока повелитель драконов не переведёт на них взгляд и не спросит, чего бы они хотели у него купить.
Чуть поодаль от молочника торговались овощи. Набор их для середины июня был как-то слишком богатый. Да и сами плоды вид имели такой красивый и правильный, который из настоящей земли редко получается. Но теплица – это тоже труд немалый, достойный уважения. И если ты в нём понимаешь хоть что-то, нос от тепличного продукта воротить не будешь. И тот десяток или около того покупателей, что понимал ничего не воротил. Толклись по-деловому вокруг лотков, прощупывали на твёрдость пупырышки огурцов, смотрели их на свет, принюхивались к помидорам, проверяли на трещины редиску, заглядывали под листья салату, трясли пучками петрушки и зелёного лука ну и занимались прочей проверочной работой, чтобы принести домой только самое свежее, самое пахучее и самое-самое, которое только было на базаре.
