– Дыши, мой хороший, дыши.
И он сделал отрывистый свистящий вдох. Но глаза не открыл.
– Давай, Стас, дыши, только дыши, – по её щекам потекли слёзы.
Он дышал.
Через несколько секунд в комнату забежали врач и медсестра. Они велели двум подросткам положить Стаса на кровать. Потом из комнаты выгнали даже Мирославу. Через несколько минут на этаж поднялись физруки с носилками. Стаса, немного порозовевшего, но все ещё с закрытыми глазами, переложили на носилки и отнесли в медпункт. Мира осталась около входа, внутрь её не пустили. У медицинского корпуса собрались некоторые воспитатели. Мира не слышала, что ей говорили. Её трясло. Из города приехала «скорая». Когда врачи вошли в медпункт, из единственной палаты раздался визг. Потом Стас рассказал ей, что тогда пришёл в себя и закричал от страшной боли. Его увезли в больницу, но уже через три дня он вернулся в лагерь.
Потом, в родительский день, когда к доброму, общительному и смертельно больному Стасу Богушевскому никто не приехал, он всё ей рассказал. Рассказал историю своей короткой 15-летней жизни.
Каждое утро он открывал глаза и видел обои, клоками свисающие со стен, чувствовал тошнотворный запах сигарет, перегара и грязных тел. В соседней комнате спала его в стельку пьяная мать. Каждый день, собираясь в школу, он видел, как она валяется на полу, иногда одна, иногда в окружении таких же бесполых существ.
И так всю жизнь. Раз пять она приходила в себя, стояла на коленях, просила прощения, несколько дней не пила, а потом всё сначала.
Её давно лишили родительских прав. Стаса несколько раз забирали в приют. А когда он сбежал из детдома в четырнадцатый раз, полицейские и социальные службы закрыли на это глаза. Тем более учился он хорошо, а всё свободное время занимался карате. Жил Стас на государственную пенсию размером в шесть тысяч рублей. Но ему хватало, чтобы прокормить себя и мать. Когда он был поменьше, мать умудрялась воровать у него деньги, но теперь это было исключено.
Еще в его жизни была Надежда Александровна. Женщина, которую приставила соцзащита следить за его жизнью. Но Стас быстро договорился с ней о мирном существовании, и виделись они раза два в месяц.
Готовить он научился в пять лет, ведь чем-то надо было кормить пьяную мать. Сам Стас ел в школе. Этого почти хватало на день. Хотя и дома можно было что-то перехватить: хлеб и чёрные макароны у него были всегда.
За 15 лет Стас был счастлив лишь однажды. Мама не пила 12 дней.
Тогда пожилая соседка в очередной раз занесла им картошку и какие-то овощи. Такое случалось часто. Клавдии Ивановне было 74 года. Два раза в месяц к ней приезжал сын и привозил продукты, ими она делилась со Стасом.
Картошке мальчик обрадовался и сразу решил её сварить, чтобы поесть самому и накормить мать. В пять лет он уже уверенно держал нож.
Наложив картошку в глубокую алюминиевую чашку, он взял нож и стал её чистить. Когда картофелин оставалось совсем чуть-чуть, нож выскользнул из уставших детских рук и порезал ладонь. Мальчик испугался, начал кричать, кровь текла быстро, и он не знал, что делать. Стас выбежал в зал, где в беспамятстве валялась его мать. Она подняла мутный взгляд на ребёнка, и какая-то сила толкнула её к нему. Женщина затащила мальчика в ванную, включила холодную воду. Когда кровь перестала идти, она зажала рану грязным полотенцем, обняла Стаса и заплакала.
