«Чертов рентген с контрреволюционным опытом, – подумал я, – правда, увидел, что я отличаюсь от современных лейтенантов особенностями поведения. Пока я действительно чужой этому времени, может быть, с годами и сольюсь с народом, а пока явно чужой. Но, что-то делать надо? А вообще, «перец» молодец, тему понимает, несколько раз меня и видел-то, а зацепился. Помню, когда мне было года 43 и, будучи в турпоездке в Чехии, поехал я на экскурсии в Карловы Вары и решил пойти искупаться в их платный бассейн с минеральной карловарской водой. Бассейн был метров 50 на 25, народу достаточно много, поплавал я с одного краю, где глубже, потом на скорость эти 50 метров и, хотя, я плаваю уверенно, чтобы не утонуть, но на этой дистанции меня спокойно «сделала» метров на двадцать девушка, очевидно действующая пловчиха.
Расстроенный, что так позорно проиграл девчушке, хотя ее разворот плеч был немногим уже моих, я пошел бродить по бассейну. Поравнявшись с двумя почтенного возраста женщинами из разряда «кому за 60», я был остановлен каким-то вопросом, как к земляку-россиянину. Минут пять пообщались об отдыхе, достопримечательностях, а потом эта женщина меня и спрашивает, мол, вы не в органах работаете? Я не ожидал такого вопроса, но согласно кивнул в ответ: «Да, в органах».
Она, улыбаясь, мне пояснила: «Понимаете, я 40 лет отработала в кадрах КГБ и ФСБ, и мне, зачастую, достаточно посмотреть на человека, чтобы сделать предварительные выводы, которые потом обычно подтверждаются».
Так что опыт не пропьешь, как говорится, но отвечать – то комиссару надо что-то.
– Что значит «не тот»? Товарищ полковой комиссар, может я и отличаюсь от среднестатистического лейтенанта, но у нас в стране что – все военные одинаковые и похожие на усредненного лейтенанта? Ведь все люди разные. Образование, воспитание, новые знания – это все накладывает свой отпечаток на индивидуальность человека, все отличаются друг от друга. Вы общались с учеными, артистами, технарями и гуманитариями – сами знаете, какие они разные. А вы делаете такие серьезные выводы, всего лишь несколько раз увидев меня».
– А почему вы не расстреляли пленного командира танка, он же мог сорвать всю операцию?
– Я дал команду нанести удар по голове, умер бы, значит, умер, а выжил – его счастье. А помешать он нам ничем не мог, мы свои задачи там выполнили.
– Пожалели врага! Ну что же, я вижу, что сознаваться и добровольно сотрудничать вы не хотите.
– Мне не в чем сознаваться, я стараюсь выполнять свой долг, чтобы не было стыдно перед самим собой. А сотрудничать – я итак нахожусь на службе государства.
– Идите, вы свободны, пока свободны.
Я вышел от комиссара на улицу в раздумьях. Он пытался меня, запугивая, завербовать или реально хочет посадить, а точнее, по закону военного времени за шпионаж, который он найдет, как мне подвесить, меня просто расстреляют. Он уж, если сфабрикует доказательства, то это будет что-то убойное – не отвертишься. Скорее всего, пока он только начал прорабатывать вопрос, не доводя свои подозрения по инстанции. Что же, придется искать компромиссы с комиссаром.
Дошел я к своей плащ-палатке, сел и задумался. Ко мне подошел Ледков: «Случилось что, товарищ старший лейтенант…Александр?»
