«Да-да! Точно! Будет полезно! Ты же явный социофоб и интроверт-самоучка!» – гундит внутренний голос.
Я бы попросила без ярлыков, эй!
– Давай я возьму, – отвечаю Але, махнув рукой на спички, на что она с благодарностью бросается мне на шею, закатив глаза.
Встаю с дивана и спускаюсь вниз, демонстративно шаркая ногами. Выключаю кварц.
* * *
…Щенок гриффона. Дыхание тяжёлое, с хрипами.
– Рассказывайте, – говорю я приветливо, хотя совсем себя так не ощущаю.
«Герпес собак, – интуиция, говорящая изнутри, уже ставит предварительные диагнозы. – Бордетеллёз».
Заводчица, полноватая дама средних лет, от которой за версту несёт наглой самоуверенностью, измеряет меня недоверчивым взглядом и с вызовом говорит:
– Нас лечит самый лучший врач, но она сейчас ушла в отпуск, поэтому я приехала сюда. У меня питомник.
«Я переведу, – охотно откликается мой внутренний голос и с интонацией интерпретирует сказанное: „Ты – говняное говно, покрытое сверху говнистой говёшкой и намазанное по бокам говнистым говнецом. Ты ничего не знаешь, но делать нечего. Может, скажешь чего умного, а я потом ещё погуглю“, – да, дословно как-то так!»
Вот спасиб тебе большое за вольный перевод; вот что бы я без тебя делала-то?
Услышав из уст женщины слово «питомник», нейтрально спрашиваю, сохраняя гримасу, должную изобразить приветливость:
– Расскажите, чем лечили.
Потому что заводчики обожают лечить своих животных. Без диагноза. Просто потому что. Не перепробовав всего, они и шагу не сделают по направлению к клинике. Она начинает перечислять, а я нейтрально киваю головой и всячески поддакиваю. Потому что если на этапе сбора анамнеза начать критиковать хотя бы какое-то из сказанных слов: всё, пипец. Дальше можно будет добиться сознанки только с помощью раскалённого утюга. Итак, она перечисляет увесистый список, в конце которого значится:
– …Дексаметазон… Что ещё ему поколоть?
– Дозу дексаметазона какую делали? – опять же нейтрально спрашиваю я, начиная покрываться злобными мурашками отчаяния. Улыбки на мне уже не существует даже в виде остаточных следов.
– 0,3 миллилитра. Два раза в день. Сегодня третий день.
– Мне нужно его взвесить. Сейчас вернусь. Подождите, пожалуйста, – мило улыбнувшись, говорю я, беру щенка и, прежде чем моя злость прорывается наружу, выхожу из кабинета, плотно закрыв за собой дверь. Весы для «мелочи» стоят наверху, в зоомагазине, где я и взвешиваю маленького пациента: весит он всего 750 граммов.
Коллеги встречают меня вопрошающими взглядами: каждый раз, когда кто-то поднимается с приёма наверх, он ищет «помощь зала», хочет совершить «звонок другу» или стремительно закапывается в местной библиотеке умных книжек. Вместо ответа я аккуратно вручаю щенка Але и начинаю избивать ногой мешок с наполнителем для кошачьих туалетов. Я пинаю его и в исступлении тихо ору:
– Дексаметазон! 0,3 миллилитра! Два раза в день!
– ЧТО? – вытаращив глаза, переспрашивают девчонки. – СКОЛЬКО?
– Но-о-оль! Три-и-и! – и со следующим пинком отбиваю себе палец на ноге. – Ай-й!
– Ни один пациент не должен умереть без дексаметазона11! – шутят коллеги в качестве поддержки. Плоский медицинский юмор, уже баян, как и подобные заводчики с их жаждой напичкать всех и каждого дексаметазоном… Ширяли бы уже гомеопатию – от неё хоть вреда никакого. Как, впрочем, и пользы…
Отчаянно смотрю в зеркало, висящее на стене, выравниваю дыхание и, изображая аутотренинг, говорю:
