Мама с Лизой не ходила в храм, а иногда высказывала, что нет справедливости и у Бога. Бабушка маму не ругала, жалела и одно приговаривала: «Господи, растопи её сердце, смягчи и успокой мою дочь Екатерину». Лиза видела, как дедушка и бабушка переживают, за маму, но в силу своих детских лет сделать ничего не могла.
В больнице поднимаясь на этаж к Диме, она планировала прощальную речь. Возле палаты сидел полный мужчина в форме и хрустел чипсами. Лиза подошла к двери, но толстяк, дожёвывая чипсы, махал рукой.
– Вы мне? – спросила она.
Он кивнул. Потом произнёс:
– Кто вы и что вам надо в палате? – проглотив последние чипсы, вытер рукавом рот и повторил вопрос.
– А вы кто? Я пришла навестить больного. Принесла ему мандарины, он их вчера просил. Зайдите в палату и спросите. – и она открыла дверь, предлагая зайти толстяку в палату.
– Старшина, оперуполномоченный Лунтиков Василий Иванович. Не положено посещение этого больного.
Она закрыла палату. Дима, что-то кричал, но его никто не слушал. С одной стороны, Лиза могла считать себя счастливой и отдать мандарины у дежурной на посту, но, с другой стороны, ей хотелось увидеть Диму. «Что выбрать? Любимый вопрос подруги.» – не успела подумать, как за неё все решили.
– Пропусти её, это та девушка, я вчера тебе о ней говорил. – раздался голос Фёдора за спиной Лизы и опять потянуло цитрусовым ароматом.
Лиза чихнула.
– Вот видишь, я правду говорю. – улыбнулся Фёдор.
– От твоего одеколона каждая собака будет чихать в пользу правды. – смеясь с одышкой, произнёс сидящий на кушетке Василий Иванович.
Если бы Лизу спросили, она бы так наверно в лоб не сказала, старалась не говорить, чаще её сторона – промолчать в таких случаях. Фёдор открыл дверь и впустил Лизу в палату, а сам всё же ответил напарнику:
– Чем это тебе мой парфюм не нравится?
Больше Лиза ничего не услышала, дверь закрылась.
– Я рад, что ты всё же пришла! – улыбнулся Дима.
– Прости, вчера был сумасшедший день, да ещё после ночной я легла отдохнуть на полчасика, а проспала до утра. – от смущения Лизины щёки стали пунцовые.
Дима внимательно смотрел на неё, она чувствовала и не поднимала глаза.
– Лиза, главное – ты отдохнула и всё же пришла. Вчера я передумал кучу причин, но оказалось, ты просто устала. Я так рад! – в его голосе чувствовалось облегчение и искренняя радость.
Осмелившись, Лиза подняла глаза и встретилась глазами с Димой. Вся решимость сказать ему, что она больше не придёт, улетучилась. Он рассматривал её лицо, Лизе казалось он старается запомнить, как художник зарисовать её образ.
– Я принесла мандарины, когда мы нашли тебя, ты тоже пах мандаринами. Вот интересно, почему на запах мандаринов у меня нет аллергии, а от одеколона с запахом цитрусовых чихаю? – она суетилась у тумбочки и когда волновалась, она всегда старалась разговаривать, задавать вопросы и искать ответы.
– Видимо, аллергия не на сами цитрусовые, а на ароматизатор этого одеколона. – успокаивающим голосом ответил Дима.
Лиза от волнения почистила мандаринку, как детям в детском отделении и протянула Диме. Он тоже протянул руку, но не взял мандаринку, а её рука оказалась поверх его ладони. От прикосновения Лиза вздрогнула.
– Ты меня боишься? – удивился Дима.
– Нет, вроде не боюсь. Я просто, хотела сказать, что больше…
В это время дверь открылась и в палату вошёл Фёдор. Лиза выдернула руку, оставив мандарин на большой ладони больного. Потом повернулась к Фёдору, он что-то смотрел в телефоне.
