– Вот вам старший. Он за вас отвечает, все вопросы к нему.
Развернулся и вышел. Ну что ж, недоросль то не дурак, сразу нашёл на кого свои обязанности спихнуть.
– Вы из этого села, или вас, где нить выловили?
– Местные мы.
Ну понятно, неугодны барину. Или работники плохие, или в бутылку лезут, то есть на дыбы встают, либералы, одним словом. Будем перевоспитывать.
– К офицеру обращаться не иначе как, ваше благородие или господин подпрапорщик, ко мне господин старший (это я сам придумал, звания то ещё нет, а командовать как-то надо). Вы уже являетесь военнослужащими доблестной Императорской армии. Поэтому любое невыполнение приказа ведёт к суровому наказанию. Побег – равно дезертирство. А за это порка, кандалы, Сибирь и каторга, можно выбрать четыре из четырёх. (демократия, однако, свобода выбора). А теперь встать! Кру-гом.
И я разрезал верёвки. Забирать их с собой я не планировал, по мелочи тырить не приучен. Но и местному помещику подхалимничать не намерен.
– А теперь, кто живёт дальше всех?
– Ну я.
– Имя?
– Иван, сын Ивана
– Вот так и отвечай, только громко и внятно, привыкайте к армейскому языку, вам на нём всю оставшеюся жизнь говорить.
– Выходи строиться, в колонну по одному становись. В колонну по одному, это значит в затылок друг другу, на расстоянии одного шага. Вперёд, шагом, марш.
И пошли они, ох как пошли, убил бы гадов. Но насчет правой и левой ноги, я не стал заморачиваться, пока, сам устал. В первую избу зашли все четверо. Я, на всякий случай, никого не выпускал из поля зрения, не зря же их связывали и в сарае держали. Я велел хозяйке собрать вещи, и еды на две недели. Вещей не оказалось, а из еды только краюха хлеба, даже сухарей не было, нечего было сушить. Всё съедалось в процессе приготовления. Мы-то в своём селе, оказывается, живём очень богато, а тут одна пара лаптей, одни портки, одна рубаха и жрать нечего. Зря тащились.
– У остальных тоже самое?
Мужики понурились.
– Ну а у кого изба просторней?
– У меня только дед с бабкой.
– Отставить, как надо обращаться?
– Савелий сын Ивана, у меня, господин старший, дома только дед с бабкой, сирота я.
– Выдвигаемся к тебе, расположимся на ночлег. И запоминайте, как я говорю, это и есть армейский язык.
– Господин старший, а можно мне….
– Можно Машку за ляжку и козу на возу, а в армии – разрешите.
Надо же показать свою эрудированность.
– Господин старший, разрешите остаться дома, до утра, с женой проститься?
Ага, щазз, ищи дурака.
– Отставить, поцелуй жену в нос, кругом, на выход шагом, марш.
И тут он сломался, толкнул обоих товарищей, и побежал. Хи-хи, от меня? Я рванул и прямо на крыльце толкнул его в спину. Он покатился кубарем, а я на лету ему ногой по роже, (изо всей дурацкой мочи, распрекрасные вы очи) он затих, выбежали на двор рекруты и баба. Как заголосит
– Убили!!! Ваню убили!!!
– Молчать!
Рявкнул я.
– Живой он, только контужен, неси воды. А вы двое берите его, ложите на эту лавку, ты найди две хворостины, а ты стяни с него портки, нечего портки портить. Ты баба плесни ему воды в морду, ага очнулся приступайте, это приказ. А за невыполнение приказа трибунал, кандалы, Сибирь, каторга.
Иван взвыл.
– Барин помилуй!!!
О как, я уже барин, а чему удивляться, добротная, новая, крашеная одежда, и сапоги. А это статус.
– Не помилую, ты товарищей подставил, если б ты сбёг, их бы пороли.
Вообще-то пороли бы меня, но про это я благоразумно умолчал.
