***
Есть такой тип девчонок – смотришь и жалко, и на хер послать не можешь, и не стоит на них совершенно. Отойдет Вадим в сторону – ее Никоша точно поимеет, тот еще козлина, член никогда на замке не держит и любит после друга баб подбирать. Иногда в самом прямом смысле этого слова.
Вадим тогда в берлогу свою добрался на моте, так и не уснул до утра. О матери ее думал. О том, как пахло от нее сочным женским телом, о волосах ее мягких и ногах очень длинных, стройных. Сам не понял, как руку в штаны сунул и, прислонившись лбом к кафелю душевой кабинки, яростно двигал ладонью по вздыбленному члену, пока не кончил на пол и себе на руки.
Каждая встреча с ней, как личный апокалипсис. Знает, что ни черта не светит, что смотрит на него, как на лоха малолетнего, с презрением вечным в ледяных глазах, а как биомусором назвала, у него что-то перемкнуло внутри. Как закоротило. Проучить суку самоуверенную и высокомерную. Заставить сожрать каждое брошенное ею слово, утрамбовать у нее в горле языком или членом. Представил, как поставил бы ее на колени, и чуть не кончил. Прямо там на их шикарном светло-бежевом балконе с какой-то вычурастой плиткой и стеклянным парапетом. И она стоит там, облокотилась о перила, и сзади вид такой, от которого в горле пересохло так, что он прокашлялся. Перед глазами адские картинки, как придавил бы ее к этим перилам, задрал платье и взял.
А потом ответку почуял и крышу снесло окончательно. Там в подъезде, когда едва удержался, чтоб на рот ее не наброситься, и на остановке… Если б не Таська в его квартире, он бы ее отымел. Прямо на той мокрой лавке. Посадил бы к себе на колени и заставил скакать на своем члене. Но не так все с ней было. Что-то держало, что-то останавливало, особенно когда блеск в ее глазах видел. И не понимал – то ли хочет его, то ли играется с ним. И в ушах ее голос вечно полный презрения, и перед глазами еб*рь с крутой тачкой с цветочками.
«Не трогай мальчика». Ему хотелось это слово «мальчик» вбивать в ее тело толчками бешеной похоти, и в то же время именно оно и тормозило, как и понимание, что вот такая вышвырнет его из своей жизни ровно через секунду. Как того своего, который явно от нее башку потерял совершенно.
***
– Вадим, я тут яичницу пожарила… правда, она чуть подгорела.
Поднял голову и посмотрел на девчонку. Очнулся от мыслей, не смог сдержать раздражения, руки между собой ладонями потер и отвернулся от нее, щелкая в своем смартфоне ответ на сообщение Никона. Ворованном, конечно. Гуня подогнал, как всегда. Он у них снабженец новомодными гаджетами.
– Шла бы ты домой, Тася. К матери. Нервничает она. Ждет тебя.
Передернула плечами и поставила тарелку перед ним на табурет. Вадим опустил взгляд на яичницу и снова на нее посмотрел.
– Пусть ждет. Ты ее не жалей. Не такая уж она распрекрасная, как тебе кажется.
– Ты такая дура. Смотрю на тебя и тошно мне. Дура малолетняя.
– Ты чего, Вадь? – губы выпятила, и в глазах тут же слезы.
– Того! Мне б мою мать живой. Мне б ее хоть на пару минут, мгновений живой!
Вскочил с кресла и за плечи ее схватил.
– Ты зажравшаяся дрянь, вот ты кто. Я б, бл*дь, сейчас землю жрал и кислоту пил, лишь бы вернуть ее и отца. Она его за собой потянула… на тот свет. Нас с братом сиротами оставила. И я каждый день мечтал, что все это дурной сон, и она вернется!
– Вадь, я ж не знала. Ты мне о себе не рассказывал. Ты куда?
