И я распахнула глаза.
Трава, зелёная трава. Я перевернулась на спину и уставилась в чистое небо. Лишь несколько зефирных облачков нарушали идеальную синеву, верхушки деревьев по краям почти не шевелились, а горячий воздух был напоен ароматом летних трав. Простите?!
Я резко села, во все глаза глядя на солнечную опушку смешанного леса и чуть поодаль пень с гигантским мухомором наверху. Сама же я находилась около деревьев. Бабулечка родненькая, да что ж это за сон такой?! Я бы закричала, но голос застрял где-то в горле, и наружу вырвался неясный «бульк».
Зима? Где моя зимушка-зима? Где снег, где мороз минус двадцать, где моя съёмная квартирка, где моя подруга, где моя уютная пижамка? Кхм, пижамка как раз таки была на мне… Да плевать на пижамку! Что со мной произошло?!
Я резво поднялась, и вот тут меня как накрыло головной болью, что я тут же уселась на корточки и прижала ладони к вискам. Доигралась я, похоже. Не пей, говорила мне бабушка, зелёный змий никого до добра не доводил. Вот и у меня, похоже, крыша поехала…
А может, всё-таки сплю, а? Как там обычно в таких случаях делают? Ущипнуть себя?
– Ау! – Больно!
Нет, ну вроде человек может и во сне боль чувствовать. Особенно если верит, что это никакой не сон, а самая взаправдашняя реальность. Может, и у меня так, а? И лежу я сейчас у себя в кроватке, а на диване похрапывает Анька? Так, ущипнём себя ещё разок…
– Да ё-моё! ‒ схватилась я за голову.
И тут я услышала над собой настойчивое покашливание, за которым раздался женский голос с лёгкой хрипотцой:
– Долго ещё тут сидеть будешь? Мне пройти надо.
Всё ещё сидя на корточках, я обернулась и уткнулась в серое мускулистое тело. Мускулистое тело с копытами… Затем я задрала голову и встретилась глазами с… другими глазами. Лошадиными…
– Что смотришь? Подвинься! Не видишь, что ли, что я тут иду? – открыв пасть, сказала мне кобыла. Судя по голосу, кобыла.
Лошадь. Серая. В яблоки. Разговаривает.
Нет, пить я больше никогда не буду. У кого-то белочки, а у меня лошади разговаривают.
– Эй, ты меня понимаешь?
– А-а-а!.. – завопила я, упала на пятую точку и неуклюже попыталась отползти.
Коняшка фыркнула:
– Ты что, дура так орать?
– Лошадка… Не ешь меня, пожалуйста… – незнакомым мне голосом проблеяла я.
– Нет, ты точно дура! – Лошадь сделала шаг вперёд, а я растянулась на земле. Притворюсь мёртвой – вдруг пронесёт. – Чтобы наше благородное племя да ело людей?! Ты в своём уме? – Она остановилась и снова фыркнула. – Видимо, не в своём, раз разлеглась на моём пути. Звать-то тебя как, бестолочь?
В моём же сне меня же и обзывают. Мда… Анька с Элькой мне давно говорили, что у меня не всё в порядке с самооценкой.
– Лиля я, – тихонько ответила я, пошатываясь, поднялась и встала во весь рост перед неожиданной собеседницей. Но даже с моими ста шестьюдесятью девятью с половиной я оказалась ниже.
– Ли-ли-я, – произнесла лошадь по слогам. – Вполне ничего. Я бы даже сказала – красиво. Буду звать тебя Лили. А я Мора.
– Приятно познакомиться, – кивнула я. Сны снами, а вежливость никто не отменял.
– До конца не уверена, но, кажется, взаимно, – получила я в ответ.
Вся абсурдность ситуации выбивала меня из колеи, и я пробормотала:
– И тебя вылечат, и меня вылечат…
– Не надо меня лечить! – возмутилась Мора. – Я здоровая!
– А вот я, похоже, нет… Я сошла с ума, да?
– А мне откуда знать? – удивилась она. – Может, и сошла. Не разбираюсь я в ваших человеческих хворях. Слушай, странная ты какая-то. На местных непохожа, одёжка твоя занятная – в звёздочки вся, да и девок в штанах я ни разу не видала. Э… Лили, а ты вообще из нашего мира?
