– Ну так пойдём.
– А как мне на тебя залезть?
Мора фыркнула и топнула копытом:
– Ага. Уже. Сама дойдёшь – не маленькая.
– Босиком?
В детстве летом я без каких-либо проблем бегала по гравийке, траве, покрытой росой, карабкалась по деревьям, а об обуви вспоминала только ближе к вечеру, когда холодать начинало. Но последние «городские» годы весьма подпортили мою выносливость, а ступни теперь будто принадлежали принцессе на горошине.
– Можешь на руках идти. Мне всё равно.
На руках я не пошла хотя бы просто потому, что не умела. Около пня я на несколько секунд задержалась, залюбовавшись мухомором. Я такие только в советских сказках видела. Глядишь, сейчас и леший откуда-нибудь выпрыгнет. Хотя кто их с этим миром разберёт – может, и выпрыгнет.
– Ты что там застряла, горемычная? – обернувшись, поинтересовалась кобыла.
– Мора, а у вас тут лешие водятся? – Я поторопилась и поравнялась с ней.
Мы быстро минули опушки и вошли в довольно густую часть леса, но, на наше счастье, протоптанная дорожка оказалась довольно широкой, и ей явно часто пользовались.
– Кто?
– Лешие.
– Не слыхала о таких.
Мы шли рядышком, и Мора вперёд не вырывалась, понимая, что мне всё равно за ней не угнаться.
– А кикиморы?
– Нет вроде таких.
– А Баба Яга?
Лошадь призадумалась:
– Баб много, а вот Ягу никакую не знаю. Может, и видела когда, да имени не ведала. Что там за баба такая?
– Старая она, характер вредный…
– Так это каждая третья!
– Нога у неё костяная…
– Знаю парочку таких баб, – кивнула Мора. – Только звать их по-другому.
– Некоторые говорят, что детей ест. А ещё она проводница на тот свет.
– Нет, не наши. Хотя кто их там разберёт, чем они там по ночам занимаются.
– Кощей Бессмертный, водяной, русалки?
Кобыла замотала головой.
– Не славянское фэнтези, значит… – подытожила я.
– Это ты сейчас ругнулась?
– Нет. Ай, не обращай внимания. Эльфы, гномы, орки? – не сдавалась я.
– А это ещё кто такие?
Я, как могла, объяснила.
– Горемычная, что ж за мир у тебя такой страшный? Как ты выжила там? Хиленькая такая с виду…
– Это не мир такой, это я в книгах читала.
– Ужас, а не книги!
– Да нет, обычные. Интересные даже. Местами.
– На сказки страшные похоже!
– Так это сказки и есть, – пожала плечами я. – Только не такие уж они и страшные. Ты знаешь, я вообще сказки люблю. Сядешь так вечерком за книжечку, чаю горячего себе в кружечку нальёшь, печенье шоколадное на тарелочку положишь, и как занырнёшь в другой мир, где чудеса, любовь и волшебство. Это, если можно так сказать, мой способ сбежать из серых будней.
– Угу, – то ли фыркнула, то ли хрюкнула Мора, – добегалась.
Не поспоришь.
– Ну, горемычная, рассказывай: зачем в наш мир пожаловала?
– За счастьем, – буркнула я.
– Что ж в своём-то мире не сыскала счастья своего?
– Да вот что-то не сложилось.
Мора с сочувствием на меня покосилась:
– Что, мужик бросил?
– Хуже. Его мама.
– О… – Даже лошади нечего было на это сказать.
А ведь я думала, что Сеня по-настоящему меня любил. Он так трогательно за мной ухаживал: дарил шоколадки, писал записки с признаниями на отрывных листочках, иногда приносил букетики полевых цветов. «Жмот твой Сенька!» – сказала мне тогда Анька. А ещё почти каждый вечер мы ужинали у меня. Сеня нахваливал мою стряпню, а я из кожи вылезала, чтобы только ему угодить. «На свиданиях экономит!» – ворчала беременная Элька и бежала к «белому другу». Анька тогда посмеивалась и говорила: – «Видишь, даже Эльку тошнит от твоего Сенечки. Тьфу, блин, аж самой блевануть хочется».
