«Я – эхайн. Меня зовут Нгаара Тирэнн Тиллантарн».
Я стою перед зеркалом в ванной комнате, вновь и вновь повторяя эти слова. Поначалу мне приходилось нырять за собственным именем в шпаргалку. Теперь я его выучил, хотя не поручусь, что удержу в памяти до утра.
Примеряю его к себе, как новый свитер.
Дядя Костя прав. Это варварское имя – пустой звук. За ним нет ничего.
Нет, я неправ. За ним – семь мертвых детей. Зачем они… зачем мы оказались на том корабле? Что с ним случилось? И, господи – почему, почему они умерли, а я остался жить?!
Я что, теперь всю жизнь стану мучиться этим вопросом?
Я – эхайн. Я – эхайн…
Но нас двое. Я и эта дикая тетушка. «В этом мире у тебя нет никого ближе по крови, чем я…» Свалилось, можно сказать, сокровище! Вот же напасть! С этими своими «уой»… Мне добрых четырнадцать, и я многое повидал. Я видел изображения голых женщин. Я видел голых женщин в кино. Я видел живых голых девчонок (и слышал!.. и как только несколько не так чтобы крупных голых девчонок могут производить такое количество визга?!). Не могу сказать, чтобы эти картинки произвели на меня какое-то особенное впечатление. Что зря спорить, интересно – и не более того… Но с нею все не так. Меня трясет от ее бесстыжего взгляда, меня бьет электричество, исходящее от ее тела, меня оглушают звуки ее кошачьего голоса, меня валит с ног запах ее духов. Стоит мне только закрыть глаза – и я вижу ее ошеломительные бронзовые ягодицы и белую полоску трусиков между ними, и все, о чем я мечтаю, это чтобы не было на ней этих несчастных трусиков, и вообще ничего не было…
Что это – голос крови?!
«Я – эхайн. И эта эхайнская женщина будет моей… Я так сказал, я так решил. А теперь мы, древний аристократ Черной Руки, изволим отвалить на боковую».
Отправляюсь в спальню.
Мама на веранде разговаривает с Консулом. Слов, конечно, не разобрать. Голос тети Оли оттуда не долетает. (Где же она? Неужели после всего случившегося спокойно улеглась спать? Интересно, как она спит? И, самое важное, в чем? Или вовсе без ничего?..)
Зато прекрасно слышен голос Читралекхи, запертой в одной из спален по соседству, и скрежет ее когтей по двери. Несчастная баскервильская кошка во весь свой темперамент протестует против такого неслыханного ущемления ее неотъемлемых прав. Мне приходится свернуть в боковой коридор и плестись на выручку, потому что иначе этому дому не знать ночной тишины.
Читралекха продолжает жаловаться даже у меня на руках, перемежая стоны нервным взмуркиванием и меся мои плечи мощными лапами. Но когда мы заходим за поворот коридора, она мигом умолкает и напрягается. Я – тоже.
Тетя Оля стоит на балкончике, которым заканчивается коридор, спиной ко мне. В прямом лунном свете ее тонкая сорочка превращается в эфирное облачко. Но я вижу только плоский силуэт, словно вырезанный из плотной черной бумаги. Все остальное легко дорисовывается моим воображением.
Я хочу подойти к ней, просто встать рядом, ничего не говоря. Но понимаю, что не сделаю этого. Для начала, я без штанов. Затем, на руках у меня очень злая Читралекха, которую уже трясет от буквально наводнивших вверенную ее заботам территорию чужаков (Читралекха – мне, одними глазами: «Можно я убью этого здоровенного приблудного грызуна, пожалуйста?»). И, наконец, если я приближусь к этой эхайнской женщине хотя бы на шаг, то взорвусь от клокочущих во мне гормонов. У меня и без того такое чувство, будто все мои естественные довески налиты раскаленным свинцом…
