Между тем мальчик продолжал бешено бить ладонями по воде и постепенно приближался к берегу. Вот он нащупал ногами дно, руки перестали бить по воде, показалась голова, плечи и, встав по пояс, он, пошатываясь и выплевывая тяжелые сгустки крови, пошел на берег. Возле приплеска упал на четвереньки и молча стал ползти по мелкой воде, мотая из стороны в сторону головой, словно оглушенный, и продолжал выплевывать кровь, часто и сильно икая.
В эту минуту его подхватил подплывший Дмитрий и, подняв на руки, вынес на сухое место.
Все это происходило очень близко от Ольги, перед самыми ее глазами. Она отчетливо слышала, как мальчик, сквозь икоту, сказал Дмитрию:
– Отшиб… грудь… о камень… Эх-х, круто взял…
Со всех сторон бежали люди. Дмитрий положил мальчика на траву, на спину. Мальчик поминутно поднимал руку к глазам, прикрывал их ладошкой и снова отбрасывал руку. И шевелил пальцами ног. Багровая грудь его быстро, на глазах у столпившихся людей все больше и больше синела. Икать он перестал, но из уголка фио летовых губ его, не переставая, бежала на подбородок кровь. По приплеску, от пристани, спотыкаясь и падая, бежала молодая баба в белом платке и черной юбке и негромко, скороговоркой повторяла одно и то же:
– Батюшки… сыночек… сыночек… батюшки…
Ольга отвернулась, подняла с палубы бумаги и деньги Дмитрия и быстро пошла на корму парохода.
В глазах у нее мутилось, тянуло на тошноту. С берега доносился громкий плач женщины; потом в него вплелся торопливый стук колес по камням, и как-то разом все стихло.
Пришел Дмитрий, мокрый, с прилипшей к телу одеждой и с пятнами крови на рубашке. Ольга вопросительно и тревожно глянула на него.
– Умер… – тихо сказал он и пошел в каюту переодеваться.
Смерть мальчика разволновала ее тогда необыкновенно. И время от времени она вспоминала этот случай, и всегда со странным чувством беспокойства. Ей всегда казалось, что случай этот имеет какое-то косвенное, непременное, необъяснимое отношение к ней самой. Но почему – она никогда не могла понять.
XVII
Часам к пяти вечера разыгралась буря. Дул сильный низовой ветер, вздувая свинцовые волны с шипучими, желтыми гребнями. Пароход подошел к Горькому. Через два часа он отвалил от пристани и пошел дальше, но буря не только не стихла, а стала еще сильнее. «Неву» основательно покачивало.
Когда пароход скрылся за коленом реки, к пассажирской пристани «Горький», от которой только что отвалила «Нева», подъехало такси. Из такси вышел Денис Бушуев и, заметив, что пароход ушел, громко и досадливо выругался:
– Ч-чёрт… вот чёрт…
Бушуев возвращался с просмотра «Братьев» в Горьковском драматическом театре.
Расплатившись с шофером, он неторопливо пошел на пристань, похрустывая прибрежным гравием и слегка покачивая маленьким чемоданчиком. Серый костюм его был слегка помят, чистый воротничок клетчатой рубашки был распахнут и обнажал грудь и шею, с полоской легкого загара. Еще в сквере, на площади, дожидаясь такси, он сорвал стебелек какой-то сухой и длинной травки и всю дорогу в машине не выпускал его изо рта. И теперь, шагая на пристань, нервно вертел его и покусывал крупными и белыми, как фасоль, зубами.
– Ушел? – спросил он матроса, качнув головой вслед исчезнувшей «Неве». Матрос мыл палубу дебаркадера; неторопливо стряхнул швабру и кратко ответил:
– Ушел.
– Когда след ующий?
– Завтра утром.
– Плохо… – задумчиво сказал Бушуев и, присев на кнехт, закурил. Но в ту же секунду ему пришла одна заманчивая идея. Он встал и снова обратился к матросу:
