Уже вечером, когда обед закончился и офицеры разошлись, я возвратился к обеденному столу и, выполняя указания мистера Холла, отнес посуду и бокалы в камбуз, где старательно вымыл их, прежде чем вернуть в сундук капитанской буфетной. То были не просто какие-нибудь старые тарелки и столовые приборы, с которых обычно кормились офицеры, нет, это была личная собственность капитана Блая, подарок его жены, извлекаемый из буфетной, когда он приглашал к обеду своих ближайших подчиненных. Я был непривычен к такой работе. Отчего и времени она отняла у меня больше, чем я рассчитывал, ведь мытье и вытирание посуды – занятие ужасно медленное и тягомотное, особенно если и вода не шибко горяча, и тряпки недостаточно сухи. Тем не менее я предавался ему, пока работа не была сделана, ибо мне хотелось оставить буфетную сколь возможно более чистой, произвести хорошее впечатление на корабельного кока – в предвидении будущего. Как-никак мистер Холл отвечал за питание всей команды, и потому я полагал разумным обратить его в моего союзника.
Путь из буфетной лежал через капитанскую каюту, где меня застало врасплох зрелище: за письменным столом сидел одетый лишь в ночную сорочку капитан, освещенный одинокой свечой, которая придавала ему обличие скорее призрака, чем человека. Я даже подпрыгнул и едва не вскрикнул, но сумел удержаться – мне вовсе не хотелось показаться ему неженкой и девчонкой.
– Я испугал тебя, – донесся от стола негромкий голос. Капитан передвинул свечу, чтобы я мог получше видеть его. Я отметил, что портреты леди и мальчика стояли теперь совсем рядом с ним и что он пишет письмо – перед ним лежала стопка бумаги, а под правой рукой расположились чернильница и перо. Я заподозрил, что он переводил время от времени взгляд с написанных им слов на портреты. – Приношу мои извинения, – прибавил он голосом тихим и грустным.
– Нет, сэр, капитан, сэр, – торопливо сказал я и потряс головой, а между тем сердце мое возвращалось к обычному размеренному биению. – Я сам виноват. Мог бы и сообразить, что увижу вас здесь. Я просто прибирался в вашей буфетной, вот и все.
– И я благодарен тебе за это, – сказал он, снова берясь за перо.
Несколько мгновений я смотрел на капитана, вбирая в себя его облик. Ростом он был не высок и не низок, ни толстым, ни тощим назвать его было нельзя, лицом капитан был слишком хорош для обозначения «уродливый» и слишком прост для «красивый». В общем и целом человек он был неприметный, но с умными глазами, какими, я полагаю, становятся глаза джентльменов, прошедших хорошую школу.
– Ну, спокойной ночи, капитан, – произнес я и направился к двери.
– Тернстайл, – быстро сказал он и повернулся ко мне, прикидывая, возможно, не плохо ли я показал себя во время обеда и не следует ли сделать мне выговор. – Подойди поближе, ладно?
Я шагнул в его сторону – на несколько дюймов, не более, а он снова передвинул свечу, теперь та стояла на краю разделявшего нас стола.
– Еще ближе, – прошептал он с какой-то напевной интонацией, и я сделал несколько шагов, после которых разделявшее нас расстояние сократилось до трех-четырех футов. Может, я его распаляю? – вот что пришло мне в голову, однако, если честно, он вовсе не казался мне человеком такого пошиба.
– Протяни ко мне руки, – сказал он, и я протянул и прикусил губу, полагая, что получу сейчас трепку за какой-то неведомый мне проступок. Я стоял с протянутыми руками, а капитан отложил перо, взял мои ладони в свои и повертел их так и сяк, внимательно осматривая. – Совсем грязные, – сказал он и поднял на меня сокрушенный взгляд.
