Я кивнул. Не мог я не гадать, почему капитан так благоволит мистеру Кристиану. Находясь по большей части внизу, я с самого начала плавания не раз замечал проявления этого пристрастия, к тому же мне казалось, что помощник штурмана настраивает мистера Блая против мистера Фрейера, а это, на мой взгляд, было не чем иным, как проявлением личной вражды между ним и мистером Кристианом. Сам я держался об этих офицерах невысокого мнения, заметив, однако ж, что первый много работает и дело свое знает, а последний – судовой франт, который помадит свои волосы сильнее, чем то полезно для здоровья. Впрочем, имелось у мистера Кристиана одно качество, ставившее меня в тупик: он был единственным на корабле человеком, от которого никогда не пахло. Не то он мылся слишком часто, не то слишком мало трудился, не знаю.
– Bom dia[4], мальчики! – донеслось с берега, и мы, взглянув туда, увидели, что три девицы машут нам руками и посылают воздушные поцелуи. – Поймайте наши поцелуйчики, ладно? – прокричали они. – И сохраните в теплом месте.
– Я сохраню – там, где вы легко найдете их, когда вам захочется, – заорал Квинталь, и девицы расхохотались, как будто услышали тонкую шутку, каковой она, по моему мнению, не была. – Ох, все аж зудит в штанах, ей-ей, – прибавил он уже потише, и теперь расхохотался Самнер, а я почувствовал, что заливаюсь краской, мне такие разговоры никогда не нравились.
– Что с тобой, Тернстайл? – спросил он, заметив, как покраснела моя физиономия. – Ты, случаем, дамочек не боишься, а?
– Не боюсь, – поспешил ответить я, ибо на борту корабля репутация – это все, и мне свою уронить не хотелось.
– Знавал, стало быть, парочку, так? – спросил он, наклоняясь ко мне, высовывая язык и побалтывая им вверх-вниз, да так гнусно, что меня омерзение взяло. – Подобрал ключик к портсмутским шлюхам да и облизал их сверху донизу, изнутри и снаружи?
– Я свою долю шлюх получил, – сказал я, усердно работая щеткой и не глядя ему в лицо, чтобы он не поймал меня на вранье. – И его тоже, – прибавил я, поведя головой в сторону Самнера, и сразу понял, что ему захотелось, услышав это, дать мне плюху, да руки коротки, потому что я понравился Квинталю.
– Да ну? – спросил тот совсем уж тихо, а после повторил этот вопрос еще тише; я чувствовал, что он сверлит меня взглядом, и не хотел доставить ему удовольствие, глянув на него в ответ, потому как знал: гляну – и он враз увидит правду, ясно написанную на моей физии, поймет, что ни к каким дамочкам я пока и близко не подходил, а тот опыт, какой имел по этой части, мне ни малой радости не доставил, ну то есть никакой.
И тут, прежде чем мы успели углубиться в эту тему, нас окатила приливная волна, без всякого предупреждения выскочившая из спокойного моря, и я заморгал, изумленно выплевывая воду и ловя ртом воздух, уверенный, что вот-вот утону, а когда открыл глаза пошире и глянул влево, то увидел мерзейшего мистера Хейвуда, держащего в липких лапах большое ведро, содержимое коего он только что выплеснул в нас, промочив всех троих почти до нитки.
– Так и палуба станет почище, и вы языками молоть перестанете, – сказал он, отходя, и чего бы я не дал тогда за возможность нагнать его и надрать ему уши, но, видать, флотская жизнь уже начинала сказываться на мне, поскольку я ничего такого не сделал, а снова взялся, хоть и с уязвленной душой, за работу, довольный уж тем, что недавний наш разговор с Квинталем и Самнером, похоже, забыт и я могу до поры до времени сохранить в тайне и мое невежество по части дамочек, и правду о моем прошлом.
