Бурное - страница 3

Она думала, что раз они и здесь чужие, то нечего оставаться, надо ехать назад. Родители в ответ говорили о трудности жизни в Казахстане, что село осталось без газа и света, бывшие односельчане сидят без работы и денег, и когда все наладится, и наладится ли вообще, неизвестно.

Рассказывали, что в Бурном отцу давали старые, сложные в обслуживании машины, в то время как новые доставались родственникам начальника – казаха. Родители повторяли это много раз в разговорах между собой и другими, с каждым разом добавляя новые подробности. Они как будто запретили себе вспоминать хорошее о Бурном. С каким-то остервенением учили немецкие слова и фразы, обустраивали свой быт на новый лад.

Воспоминания Ирины о Бурном были иными. Ей не пришлось делать выбор – уехать или остаться, родители с ней даже не советовались. В каком-то смысле у родителей тоже не было выбора. Пережитое поколением их отцов и матерей переселение в вагоне для скота и жизнь в роли лагерных поселенцев сделало их фанатиками одной идеи – обрести родину, откуда никто и никогда не сможет их насильственно изгнать.

Детство Ирины прошло в совсем другой атмосфере, ей казалось, что она живёт в самой лучшей стране в мире – Советском Союзе. У человека бывает только одна родная земля, и советская пропаганда была сильная. Для неё весь Союз сводился к Бурному. Она удерживала в памяти имена друзей и названия улиц, убегающих к холмам. Вспоминала, как каждую весну стрелы первых весенних цветов, тюльпанов и мускариков, вспарывали землю около крыльца дома, как зацветал урюк, как в мае холмы пылали маками.

– Я не хочу в школу, я хочу в Бурное! – рыдала Ирина по вечерам.

– Как ты не понимаешь! Это всё ради тебя! – говорила ей мама, – потом благодарить будешь!

Зачем уехали? Для чего? Ирина не просила об этом. Мечтала закончить школу, заработать на билет и вернуться назад в Бурное.

Первый год после переезда в Германию гардероб Ирины оставался по-советски аскетичным – несколько блузок, пара брюк и юбка. С таким набором каждый день в обновках не походишь. Пособие родителей не позволяло покупать много одежды. Из страны тотального дефицита они привезли привычку довольствоваться малым.

Ирина пыталась отгородиться от одноклассников, закрылась в себе, ни с кем не разговаривала. Да и как разговаривать, если все, что она могла сказать на немецком, вызывало только усмешки.

После школы Ирина бежала учить уроки. Марго же, напротив, домой не спешила. Её немецкий был не намного лучше, но это её нисколько не беспокоило. Она закидывала рюкзак за спину, как будто он ничего не весил, и прогулочным шагом скрывалась за поворотом. Длинные распущенные волосы подпрыгивали в такт движениям.

Сдружившись с Марго Ирина узнала жизнь в большом городе с другой стороны. За полдня они обходили несколько магазинов, мерили одежду, рассматривали мелочи. В супермаркетах пили соки, съедали кексы, оставляя упаковки там же, в грудах товара, не оплачивая, выходили.

Марго могла утянуть и понравившийся браслет или майку из маленьких бутиков. Продавцы приветливо улыбались и только, никто не пытался проследить за ними. Магазинчики, выставляющие товар на улицу без всякого присмотра, на доверие сытому миру, обрели для них особую притягательность.

Ирина во время шопинга с Марго представляла, что она может купить все, что ей понравится. Из денег, которые ей давали на обед, у нее скопилась какая-то сумма, и она носила её с собой.