But. ter. fly - страница 3
Они – те, из кого однажды вырастут бабочки. Почему именно бабочки? А ветер его знает. Тут настолько же подходят все метафоры, приходящие на ум, насколько не подходит ни одна. Мир нам не объяснял, когда вводил в Игру. Или объяснял, да мы забыли? В любом случае – бабочки. Просто бабочки и все. И обычно им открыт вход во все слои Мира, которые тут у нас есть, а еще – каких пока нет. Они могут жить, где хотят, на какой территории захотят. Хотя это скорее похоже «на какой не сможешь не жить» – там и находимся большую часть времени. Потому что мы становимся неотделимы от Воли Мира – где мы ему нужнее всего, там и живем. А главное – там мы счастливее всего. И это – огромная радость, которая со стороны сейчас наверняка покажется подозрительно похожей на ущемление свободы выбора, однако на деле в чувственных ощущениях предстает небывалым счастьем, которое иногда оказывается настолько непомерным, что неясно, с какого края браться утрамбовывать и умещать его в себя. Потому что все, что Ты Истинно Хочешь, начинает быстро реализовываться, складываться, совпадать без подвоха. Не как в сказках про джиннов – твое желание не прилетает обратно «ценным жизненным уроком», как прилетают качели по затылку, когда с них свалился за миг до этого. Ты просто находишься в бесконечной связи со Всем, танцуя на равных с Миром. И ощущаешь этот Вечный Танец секундой беспрерывно интересного мгновения своего бытия. Так, впрочем, и есть.
Я
Я делаю шаг и проваливаюсь в преисподнюю.
Ладно, на самом деле, не такая уж это и преисподняя, а если быть честной, то это место настолько далеко от преисподней, насколько вообще можно представить, а потом еще плюс пять шагов. То есть выходит не преисподняя вовсе, а лучшее место, доступное моим пяти (шести, требуют своего духовные потроха) человеческим чувствам. И еще бесконечности нечеловеческих чувств.
Тут небо бежит рекой и светится изнутри – любила раньше разглядывать его часами, когда в первые разы сюда проваливалась. Ладно, допустим, что совсем первые было не до того, но вот потом со мной правда случился период текущего, летящего, иногда стремящегося неба. Оно еще в особо прекрасные дни блестело искрами, каких в девятнадцатой вообще не бывает ни в каком виде – там материя тяжелее, не способна к подобным проявлениям.
Делаю, как всегда, один шаг и оказываюсь в самой легкой, переливающейся, душистой атмосфере. Тут кроме неба воздух цветной, но не для глаз, а для внутреннего знания – вот сейчас он очевидно персиковый. Все-таки в девятнадцатой май, надо знать.
Что такое эта девятнадцатая?
Я могла бы прямо ответить, что это номер, который проявился сам собой, как проявляются все Истинные имена и названия во всех средних и Высших мирах. Ну, то есть там, куда хоть как-то достает божественный Свет (божественный, не потому что его как из ведра льет кто-то на нас с небес – хотя вышло бы красиво – а потому что в человеческих языках не существует иных слов для обозначения концепций, становящихся нормой в мирах на несколько ступеней выше девятнадцатой. Местные же языки хоть немного, хоть кривенько и косенько касаются Вечных Знаний и Понятий через свои религии, хотя и их слова искажены до неузнаваемости).
Так вот, девятнадцатая – это номер ветки вероятности, которая в критический момент скопления огромной массы человеческого внимания, устремленного на определенный уровень звучания волн осознанности и свободы выбора, перевесила все остальные – теперь уже несбывшиеся ветки – и осуществилась. Так, все человечество невольно – точнее вольно, но не совсем подозревая о том, что принимает какое-то важное решение – достаточно единодушно (к моему сожалению и сожалению многих наших – нас было много, чтобы нарушить баланс низких тяжелых волн, присущих этой реальности, но катастрофически мало, чтобы перевесить) проголосовало за такой мир, который вы видите сейчас за окном. Я не вижу – у меня нет окна, потому что я сейчас сделала самый легкий шаг и оказалась под бегущим небом и душистым воздухом. Нет тут сейчас никаких окон.
Похожие книги
