БутАстика (том II) - страница 30
– Я не знаю, как мы будем жить дальше, но знай, что меня ты потерял, и встретил ты здесь не меня, а свое воспоминание обо мне, – снова тихо сказала Светлана. – Оно, наверное, таилось где-то в самой глубине твоей души, да, Алексей? А вот сейчас выпорхнуло наружу и тебе кажется, что это я – та, давешняя Светка, влюбленная в тебя по уши и обрадованная теперь до бесчувствия, что мы снова встретились, да еще как – вдвоем в пустынном мире. Нет, Лешенька, той Светки больше нет, она осталась там, в прошлом, шесть лет тому назад.
– Но ведь как-то же надо жить! – воскликнул Алексей, начиная злиться и на себя, и на Свету, и на этот фокус природы, так вероломно разрушивший спокойное течение его жизни. Словно плотина преградила вдруг тихую, теплую речку, по которой он брел босиком – и вот он уже с головой в омуте, и не достать никак дна, и показавшийся островком клочок зеленой травы ушел под воду от первого прикосновения, так как был всего лишь куском дерна…
– Надо же как-то жить… – повторил Алексей уже тише.
– А зачем? – спросила вдруг Света. – Мне незачем. У меня больше нет Алешки, нет мамы, нет людей… Ради чего жить?
– У нас будет много детей, – горячо заговорил Алексей. – Мы передадим им свои знания, опыт, пусть через десять, пусть через сто поколений возродится цивилизация, пусть опять ей придется пройти заново весь путь, но главное – чтобы у этого пути было начало! А это начало – мы, Света! Мы не имеем права отобрать у цивилизации шанс на существование! Просто не имеем! А меня ты прости, прости за все, пусть я самый ничтожный человек на Земле, а теперь это уж точно, но ты прости меня, ради будущего!
Алексей уже почти кричал, а Светлана сидела, будто окаменев и, похоже, не слушала его, не понимала смысла его горячих слов. Тогда он вскочил, вскрикнув от боли в ноге, встал перед Светой на колени и принялся целовать ее бессильно опущенные руки, затем поднялся, осторожно поднял Светлану за плечи и припал к ее губам тем самым поцелуем, что шесть лет жил в их памяти, без права на то и оттого полузабытый, но опять воскресший, как будто эти годы тоже рухнули в свою бездонную щель времени.
Проснулся Алексей от громкого тиканья будильника. Теплое женское дыхание обдавало щеку.
– Света! – тихо позвал Алексей, проведя рукой по мягкому плечу. Женщина вздрогнула и вдруг резко села в кровати.
– Что?! Какая Света?..
Алексей ошарашено молчал, вглядываясь в темноту комнаты, едва освещенную уличными фонарями. Наконец он догадался включить торшер. Заспанная и сердитая Ирина смотрела на него, щуря от света глаза.
– Так какая же Света тебе приснилась? – вновь спросила она.
– Приснилась? – Алексей все еще не мог прийти в себя. – Приснилась, – наконец произнес он снова и вдруг захохотал истерично-громко: – Приснилась! Ха-ха-ха! Мне все это приснилось! Иринка, мне все это только приснилось! Мне такое сейчас приснилось, Иринка! Такое! Ха-ха-ха!
– Ладно, разошелся, – прервала смех Алексея жена. – Давай спать, четвертый час ночи.
Алексей осекся и глянул на будильник. Пять минут четвертого! У него вдруг екнуло в груди, и он резко вскочил с кровати. Но тут же сел снова, вскрикнув от резкой боли в ноге.
Дважды живой
– Три миллиона жизней – это плата за независимость?!
Не сдержался, каюсь. Не люблю повышать голос, а тут не сдержался. Трудно быть хладнокровным, когда вот так, запросто, говорят о подобном. Гнусно при том ухмыляясь. Крутько вообще вызывал у меня невольное чувство брезгливости: лысый, гладкий, сально лоснящийся, он и сам походил на слизня. Даже в голосе его слышалась некая непристойная липкость.