– Вам жалко слизней?
– При чем тут жалость… – Я приказал себе успокоиться и, чтобы не встречаться с начальником взглядом, уставился на бледно-розовый прямоугольник вьюшки, висящей над столом. – Но клейсты все же разумные существа. И они пока не убили ни одного человека.
– Они отняли у нас будущее! – вздернул белесые брови Крутько. – И они хотят править нами!
Я поморщился. Пышные банальности в исполнении шефа казались пережеванными и выплюнутыми сгустками какой-то гадости.
– Если мы взорвем их каракатицу, будущего у нас все равно не прибавится, – выдавил я.
– Может да, а может и нет, – развел мокрые от пота ладони Крутько. – Есть мнение, что блокада зачатия имеет ментальный характер.
– Кинем монетку?
– Не ерничайте, Жижин! – Крутько свернул вьюшку, поднялся и вышел из-за стола.
Я невольно шагнул назад. Шеф, видимо, принял это за жест моего отступления и растянул в мерзкой улыбочке губы:
– Впрочем, если вам их так жалко, могу предложить и бескровный вариант. Кстати, у слизней есть кровь?
– Я у них анализы не брал.
– А у наших, земных, есть?
«Проткни себе шкуру, узнаешь», – хотелось сказать мне, но я, конечно же, промолчал.
– Впрочем, не суть, – качнул Крутько лысиной. – Похоже, у нас появился действительный шанс обойтись без войны. – Он замолчал и уставился на меня жирно блестящими пуговками глаз, словно ожидая, что я сейчас всплесну руками, разохаюсь, засыплю его вопросами: что да как, дескать, да что же такое случилось, что я до сих пор не знаю!..
Откровенно говоря, мне и впрямь стало любопытно. Но доставлять Крутько удовольствие не входило в круг моих интересов. Я продолжал молча стоять, упорно разглядывая воздух в том месте, где недавно висела вьюшка.
Крутько разочарованно хрюкнул и вернулся за стол, над которым опять расцвел розовый прямоугольник. Шеф дернул рукой и вместо изнанки вьюшки мне стала видна ее рабочая область.
– Вот, посмотрите, – сказал он, – какую рыбку вчера изловили марсиане.
Я посмотрел. На экране колыхалась серая лоснящаяся туша клейста.
– Вы не станете меня уверять, что это их главный? – не удержался я от вопроса.
– Нет, – гаденько захихикал Крутько. – Это его любимая жена. Захотела по твердому прогуляться, на Марсе втихаря высадилась, а тамошние глядаки даром хлеб не едят: цап-цапэ – и птичка в клетке!
– Это она вам сказала? – спросил я.
– Что именно? Что она птичка? – Шеф снова затрясся от смеха. – Или что рыбка?..
– Я думаю, вам следует обратиться к орнитологам, – сказал я, поворачиваясь к двери, – или к ихтиологам. «И к психиатру», – добавил я мысленно.
– Жижин! – взвизгнул Крутько, не успел я сделать и шага. – Уволю!
– Правда? – живо обернулся я. – Честно-честно? Врете ведь.
– Да что же ты за человек такой, Жижин! – смачно шлепнул по столу ладонями начальник. – Ведь решается вопрос жизни-смерти всего человечества! А тебе все бы хаханьки.
Мне очень хотелось ему напомнить, кто именно из нас только что скоморошничал, но я опять промолчал. Словно чувствовал, что нервы мне скоро ой-ей-ей как пригодятся.
Я полностью переключился на дело. Без спросу подкатил к столу кресло, сел, внимательно уставился на экран. По каким признакам можно было определить, кто именно из клейстов колыхался передо мной, я понятия не имел.
– Откуда вы узнали, что это жена вожака? – повторил я вопрос.
– Сама сказала. – Крутько тоже стал по-деловому серьезен. Даже липкости в голосе чуть поубавилось. – Парламентер подтвердил.
