Был - страница 8
Если шли вдвоём брали бутылку если втроём бутылку и чекушку и т. д.
Но сейчас экономить время не хотелось, хотелось, не спеша на два раза, спокойно. Делаю рассчитанный глоток, зная, что осталось половина, запиваю соком. И жду, прислушиваясь к организму. Вот оно побежало тепло где-то в районе желудка, плечи опустились. расслабились, в голове начинает раскручиваться маховик мыслей…
Звякают колокольчики над входной дверью и входят знакомые типы. «Они меня преследуют что ли? Да нет в маршрутке я бы их точно увидел.» Беглым, равнодушным взглядом окидывают помещение, подходят к стойке.
– Бутылку … коньяка…! – гав, гав
–Вам какую? – продавщица.
«Ланцкнехт» тычет пальцем сосиской в самую красивую бутылку. Однако, в магазине сто метров отсюда такая стоит в два раза дешевле, да и качество в таком заведении может не подтвердить ожиданий. Женщина ставит на стойку бутылку и два стакана.
–У нас лимончик, порезанный есть, не желаете!
– А персик есть? – длинный.
–Нет к сожалению…
– Давайте, будьте так добры. – вот это оборот речи.
–Вам сколько кусочков?
Смотрят на тарелку с нарезанным лимоном как бы не совсем понимая вопроса.
–Все!
И тут «неандертал» достаёт из бокового кармана куртки рулон туалетной бумаги в красновато жёлтой упаковке, осторожно двумя пальцами стягивает с него резинку. И мы с продавщицей замираем с открытыми ртами. Это не туалетная бумага, это плотно скрученные пятитысячные купюры! Оригинально.
Рассчитавшись, степенно подходят к ближайшему столику, садиться. Длинный проводит ладонью правой руки по горлышку конька, и пробка уже лежит на столе. Ни разу ещё не видел такого стремительного открывания бутылки. Наливает на два пальца в стаканы, светло-коричневую жидкость, берёт свой и высоко запрокинув голову вливает коньяк в рот. Второй тип подносит край гранёного к туфле образному носу. Вдыхает, толи морщась толи улыбаясь и начинает медленно цедить коньяк между зубов. Красиво! Ну ни чего после третьей порции, я думаю, процесс ускориться.
Интересно, конечно, ещё понаблюдать, но мне пора, собрание ждать не будет. Допиваю водку с соком и выхожу на улицу. Прохладный свежий воздух врывается в лёгкие. Появляется весёлое мартовское солнце и нежно бирюзовое небо с остатками серых облаков. Перехожу дорогу и сворачиваю в узкий проулок, самая прямая дорога до работы. Справа грязная, кирпичная стена завода, вернее бывшего завода, сейчас там мелкие производства и склады. Слева двухэтажные домики с палисадниками с древними сараями и гаражами во дворах. Замороженный мир, где с советских времён не поменялось практически ничего. Та же грязь, свалившиеся деревья, кучи мусора и таже малолюдность. Хотя отличие есть, появилось больше машин и разбитых их колёсами дорог, ну как дорог земли с остатками асфальта.
Я знаю здесь всё, я здесь родился (родился я конечно в роддоме, но тогда мы жили здесь) вон в том двухэтажном. жёлтом домике. Сейчас там люди не живут, контора. Хорошо не снесли, мне приятно, всё-таки прожил здесь до самой школы. Прохожу дворы и в промзону которая тянется на несколько километров. А вот и открытые широкие ворота, моя работа.
Встречает Кэмел, виляет хвостом. Худющий пёс с короткой пегой шерстью и спиной в виде вопросительного знака, за неё и дали такую кличку. У входа в пятиэтажное здание под навесом на лавочке сидели «ёжики». работяги. Поздоровался со всеми за руку. Серёньтий, как всегда, травил байки, вспоминал былое…